M/F

Внимание: строго для лиц, достигших возраста 18 лет!!!!!!!!!!!

… Художник (тот самый) вальяжно прохаживался около своих картин. Сердце его билось в грудной клетке, как птица, когда ее напугают; душа трепетала.
"Наконец! НАКОНЕЦ! НА-КО-НЕЦ!" - вот основная мысль, мелькавшая в его голове в это время. Стараясь сдерживать радостную улыбку, Художник, однако, не всегда удерживал контроль над лицом, и периодически все его 32 зуба (отчищенные и отбеленные в стоматологическом кабинете) оказывались перед взглядами "почтеннейшей публики".
Да-да, он все-таки оказался удостоен чести быть представленным на выставке. Правда, место было так себе - среднее арт-кафе, да и посетители соответствующие, тем не менее: его работы оказались удостоены внимания посторонних (в смысле цеховой принадлежности) людей.
Выставка проводилась под лозунгом "Так воспоем родной наш край!" и была, естественно, патриотической, а оттого - реалистической. Нет, веяния времени были представлены и здесь: редкие вкрапления импрессионизма, примитивизма и иных "-измов", но царствовал все же Его Величество Реализм. Картины Художника были как раз в этом стиле. Пейзаж "Городские огни", пара натюрмортов из серии "Плоды родного края" и один портрет. Портрет как портрет, ничего особенного… юная крестьянка в белой рубахе, с венком из васильков и косой до почек… но проходя мимо него, Художник ощущал некое особое состояние.
"Да уж, было дело под Полтавой…" - думал Художник. И вспоминал…
… Ту проблему с Альбиной он все-таки решил - но какое это было испытание для его нервов! Дождаться 4-х утра, завернуть тело в полиэтилен, взвалить его на себя, пройти по лестнице от последнего до первого этажа (лифт вызывать в такой ситуации стрёмно), погрузить сверток в багажник (поминутно оглядываясь - не выбрался ли какой-нибудь фанат-собачник со своим питомцем на прогулку), доехать до заброшенной стройки, найти лазейку в заборе, пробраться в подвал, оставить там тело, засыпать его мусором… Художник аж передернулся при этих воспоминаниях. Обратно он доехал легко, но остановился у магазина - ящик водки стал хорошим средством от угрызений совести.
Выходить из "штопора" тоже было нелегко, но это того стоило - где-то через неделю ужас, испытанный им в мастерской, как рукой сняло. Ну… почти сняло. А самое неприятное - Художник вызвал недовольство кистей! Понятно, что это смешно звучит - а как еще назвать то состояние, когда приходится ломать себя, чтобы не выбежать из квартиры на улицу в домашних тапочках и не начать завлекать к себе в квартиру женщин - любых, что характерно! Стоило Художнику подойти к окну и увидеть идущую женщину - он останавливал себя в самый последний момент, в прихожей, отпирающим дверь. В голове вертелись слова: "Милая дама! Простите за назойливость, но… я художник. В поисках вдохновения я смотрел в окно и вдруг! Увидел Вас. Не откажите в любезности, пойдемте в мою мастерскую - я хочу написать Ваш портрет…" Ну и все остальное - поза, взгляд… Художник как-то раз взглянул на себя в зеркало в этот момент и понял: за таким образом пойдет любая. И умрет. А трупы ему были не нужны.
Кисти этого не понимали. И не хотели понимать. Поэтому после каждого случая "остановки" Художник корчился в прихожей от таких ощущений, что может почувствовать лишь закоренелый героиновый наркоман в момент ломки. Но… постепенно ему удалось приручить кисти (как бы ни смешно это звучало). Особенно помогли периодические прокалывания пальцев ручками кистей - тогда боль отступала, и Художник мог трезво мыслить (тоже, конечно, относительно).
В один из таких моментов он понял - всю кровь им не отдашь. Трупов тоже не хочется. Что делать? Во-первых, не использовать обычных женщин, поклонниц (одна уже была…) а равно и платных моделей. Следовательно - проститутки. Во-вторых - перед сеансом следует выпить. А еще лучше - выпить перед съемом "моделей" и продолжать выпивать в процессе творчества, тогда бороться с искушением было легче. Воля у Художника была - закаленная лекциями в институте. Как иногда хотелось заснуть, но желание получить автоматом зачет либо экзамен было сильнее. В-третьих - отказаться от портретов и вообще от изображений людей… пока не научишься управлять кистями и собой в этот момент.
Приняв это решение (естественно, не в один день), Художник начал действовать. Подготовив холст, выстроив натюрморт, он подъезжал на своей машине к местам сбора проституток и выбирал - так выбирал-то специально таких, на которых… в общем, к которым не возникало эротического влечения. С Альбиной-то он спал несколько раз. Да и вообще - женственная фигура, еще и с кокетством в поведении всегда распаляла его. Это не зависело от полноты - пословица "мужчины не собаки, на кости не бросаются" была не про него. Он "бросался" и на кости, и на мясо… в общем, все зависело от поведения.
Выбрав и привезя девушку в мастерскую, он сразу оговаривал условия. Никто не отказывался, узнав, что секса не будет. Естественно, время оплачивалось. Он не спрашивал - боится ли "модель" щекотки. Кисти не давали осечки - все бились в экстазе, кончали (бывало, что и не по одному разу), Художник получал необходимый заряд энергии и рисовал, рисовал… Как ни странно, такой отдачи, как в тот день с Альбиной, не было - возможно, играла роль отстраненность девушек от процесса. И слава Богу! Еще ему не хватало проблем с их "крышей" - Художник знал жизнь, хоть и понаслышке.
Но вот однажды…
Гуляя по городу (кисти отпустили после получасового смазывания кровью всего набора) в серый дождливый день, Художник забрел на выставку т.н. "молодых талантов" - примерно такую, на которую его тогда не приняли. "Этюд в сером: серый день, серые картины, серые имена" - усмехнулся Художник, пройдя буквально пару шагов. Справедливости ради надо отметить, что Художник был прав - типовые сюжеты, типовое исполнение… да и сочетания имен и фамилий навевали тоску. Ну что это такое - Степан Подберезкин! Или Анатолий Крысин…
Но вдруг что-то привлекло его внимание. Даже не "что-то", а "кто-то". Молодая женщина (назовем ее Она). Осанка, походка, взгляд… интонации взгляда. Художника потянуло к ней. Он слегка отвернулся - якобы присматриваясь к картине, а на деле всматриваясь в "объект". Высокая, стройная, правильные (но не вполне женственные) черты лица, широкие плечи, узкие бедра, какой-то "ждущий", даже печальный взгляд… "Что ей не понравилось? Случайный заход? А вдруг… стремящаяся?" Художник, пересиливая себя (причем не понимая, что он пересиливает - свой вкус или желание кистей) подошел к Ней.
- Прошу прощения, что прерываю Ваше общение с прекрасным…
- И где же Вы увидели здесь "прекрасное"? - насмешливость в голосе.
- Как сказать… Вот, например, - Художник показал рукой на наиболее удачную, по его мнению, картину - натюрморт "Стол накрыт": большая глиняная миска, в ней лежат кусок сала с мясными прожилками, чеснок, черемша; рядом стоит стопка водки и солонка, лежит кухонный нож.
- Вы поклонник Закуски с большой буквы?
- Отнюдь, просто на общем фоне этот натюрморт выделяется свежестью и правдивостью. Сразу видно, что автор данной картины писал мало что с натуры, но и использовал данную натуру по прямому назначению.
- Как это верно подмечено! Вы, простите, художник?
- А как Вы догадались? - Художник не стал отвлекаться на ожидание ответа и продолжил:
- Игры света и тени, достоверность… (увидев скрытую улыбку девушки, воодушевляется) да, достоверность! Только на энергетическом уровне. Попробуйте встать перед этой картиной и представить себя за этим столом. И ведь представите!
- Вообще-то я не пью водку… - Она снисходительно усмехнулась.
- И не важно! Это совсем не важно! Представьте: деревенская изба, Вы - крестьянка, Ваш муж вернулся с поля, Вы накрыли ему стол. Солнце бьет в окна, его лучи рисуют прямые линии на дощатом столе, а на столе - вот этот натюрморт! Вы устали от работы по дому - ну, там, накормить домашних и скотину, прополоть огород, выстирать белье… Но вот приходит Ваш муж - и картина меняется! Солнечный свет проникает Вам в душу, охватывает еду - на сале загораются кристаллики соли, капельки рассола на черемше передают все цвета радуги, стопка водки играет своими гранями и оттенками, лезвие ножа бросает солнечные зайчики на стол…
Она улыбнулась.
- Ну, если учесть, что у меня нет мужа…
- А это что-то меняет? Неужели у Вас нет любимого человека, ради которого Вы готовы совершать все эти действия? Пусть не муж, пусть любовник… пусть даже один из многих Ваших поклонников, про которого Вы могли сказать - "этот для души"!
Она серьезно посмотрела на него.
- Знаете, Вы очень красноречивы… Вы не скучаете здесь? Лично мне хочется чем-то запить это зрелище. Вы присоединитесь?
Художник засиял.
- С удовольствием! Всегда приятно разделить свой досуг с человеком, который понимает искусство - даже если оно служит на потребу инстинктам.
- Инстинктам? Значит, Вы относите процесс еды к инстинктам? А как же "Едоки картофеля" Ван Гога? Это тоже на потребу инстинктам? - Её глаза уже откровенно смеялись.
- Какие же это инстинкты, помилуйте! Это жизнь! Вспомните картину, всмотритесь в неё - позы людей, взгляды… Это сама жизнь!
- Вы правы. - Она улыбнулась. - Я знаю поблизости одно кафе… Пойдемте. - Её лицо излучало свет, а глаза… ох уж эти глаза! Искорки смеха периодически сменялись печалью; Художник не мог не поддержать Прекрасную Даму в такой ситуации.
- Пойдемте.
… Стоит ли описывать их стремительное бегство с выставки под моросящим дождем, рывок в сторону кафе, уверенный прорыв толпы жаждущих, мгновенную оккупацию столика, заказ переплетающимися голосами, пальцы, сталкивающиеся над чашками и тарелочками, слияние взглядов над кофе и тирамису? Полагаю, что нет.
…Они уже перешли на "ты". В разговоре прозвучала тема живописи, моделей, да и не один раз. Она, затягиваясь сигаретой и обещающе глядя на Художника, произнесла:
- Я так хотела бы стать моделью…
Вот тут Художник напрягся. Нет, внешне он ничем это не показал, но в голове заскакали мысли: "Что же это? Она хочет… сама? Или мое влияние? А сколько моего личного? Звать домой или отказать? Отказать - можно… будет проще всего. А если попробовать? Не обязательно ведь действительно рисовать ее. Скука в постели нам не угрожает, нет… Главное - чтобы все было под контролем. Значит? Соглашаться!"
Внимательно всмотревшись в Её лицо (только для того, чтобы потянуть время - взгляд у Художника был профессиональный; все, что надо, он определил для себя с самого начала), Художник улыбнулся и кивнул головой.
- Я мог бы тебе в этом помочь. У меня как раз есть сюжет - не хватает только модели. Если хочешь, мы могли бы поехать ко мне в мастерскую и там все обсудить.
- Поехали. - Она встала, отодвигая стул, а Художник уже подхватывал с соседнего стула Её плащ и подзывал официантку: "Девушка! Девушка! Получите с нас!"
… Добраться до мастерской не составило большого труда, попасть в нее - тоже. Скинув плащ на руки Художнику, Она прошлась по его "мансарде", глядя по сторонам. А посмотреть было на что…
Быстро пробежавшись по мастерской, Она оценивающе посмотрела на окна (по какому-то совпадению, ветер разогнал тучи и солнце робко, неуверенно показалось в небе) и, что-то для себя решив, вышла в центр мастерской.
- Я так понимаю, оценивать претендентку на модель лучше всего, когда она обнажена? - легкая хрипотца, появившаяся в ее голосе, заставила Художника задрожать мелкой дрожью. Казалось бы - смешно! Ему, человеку, познавшему первую женщину в 12 лет, вот так, легко и непринужденно превратиться в юношу, дни и ночи (особенно ночи) мечтающего о том, чтобы девушка просто взяла его под руку? Тем не менее, это было именно так.
Она, наклонившись, подхватила подол своего платья и резко вздернула его вверх. Освободив тело от ткани, Она наклонилась, подобно балерине, и стряхнула платье с рук и шеи на пол. Так же уверенно Она расстегнула лифчик, отбросила его, и затем, вновь нагнувшись, сдернула трусики. Потом перешагнула через них и резким движением ног сбросила туфли. Встав на пальцы ног, Она закружилась в солнечном луче, вздернув вверх руки и сплетя пальцы рук между собой.
Самое обычное платье и белье; белье даже местами застиранное - Художник сразу это отметил, но… это был уже "взгляд со стороны". В его сознание влилась волна - теплая, сильная, влекущая за собой, и сопротивляться ей он не мог. Как ни странно, Она не кокетничала, не была бесстыдной, не раздевалась так, как другие одеваются в рабочий халат - словом, то, что видел Художник, не было похоже ни на что, ранее виденное им при работе с моделями или… с теми, кто заменял ему модель. Где-то на краю сознания пронеслось имя "Альбина" - Художник даже не смог вывести это имя и все, что с ним связано, на передний план. Ухватиться было не за что.
И Художник не удивился, что его тело уже не повинуется ему. Шаг, еще, еще, поворот - и вот на треножник установлен загрунтованный холст, открыта коробки: одна - с красками, и еще одна… С КИСТЯМИ!!!
- Да, ты великолепная модель, - услышал он вновь тот самый голос.
- Я буду рисовать с тебя… Деву Рассвета. Но вначале мне надо настроиться. Ложись на диван, держись руками за ручку. Что бы не случилось - не отпускай его. Если тебя это не устраивает - одевайся и уходи.
- Как интригующе звучит! - рассмеялась Она. Её смех, казалось, вплелся подголоском в хриплый голос "того, который во мне сидит" ( (с) В. Высоцкий).
- Я готова! - с этими словами, искренне улыбаясь, Она бросилась к дивану, распростерлась на спине, ухватилась пальцами за ручку. Её пальцы слегка побелели.
- А вот это зря, - слегка пожурил Её "тот". - Расслабь пальцы, девочка, тебе придется многое почувствовать… сбереги силы. А теперь приступим…
И вновь кисти плясали по телу - женскому телу, солнечному телу, зовущему телу! Лицо, шея, уши (сдавленное фырканье), подмышки (закрутить спираль "лайнером" - взвизгивание), бока (здесь уже широкие кисти, тело дергается) грудь (пока не трогая соски, отдельные смешки), живот ("лайнер" в пупок - снова визг), низ живота (ознакомительно), ноги - бедра, колени, под коленками (хихиканье, судорожное сжатие - но ноги вновь распрямлены), икры, ступни! Вот здесь и началось пиршество - особенно когда вначале по ним прошлись ручки кистей, легкими уколами заставляя кровь приливать к коже. Кисти широкие, узкие, сначала щетиной, затем мехом, "лайнерами" между пальцами… Её смех - вначале легкий, затем все сильнее, сильнее, ступни пытаются увернуться; ноги дергаются, но "тот" ловит их, обхватывает пальцами и делает с ними все, что хочет. Спину кисти не захватывали, но ворсистая подстилка, лежащая на диване, тоже делала свое дело.
Её звонкий голос наполнил комнату.
- Ещё! Сильнее! Не останавливайся!
Художник почувствовал, как на его лицо "выползла" улыбка: нижняя губа растянулась и ушла вниз, верхняя сжалась и подтянулась вверх.
- Ах так, ласковая? - услышал он. - Сейчас продолжим!
И продолжение не заставило себя ждать. Теперь кисть в левой руке была развернута ручкой вперед, и "тот" проводил по Её коже острием - а то и слегка покалывал - в отдельных местах. Очевидно, это были какие-то особые точки - Художник не разбирался в акупунктуре, да и в любом случае здесь и сейчас он был не властен над своим телом, поэтому ему оставалось только наблюдать.
Правой же рукой "тот" водил кистью уже более конкретно - соски, круги вокруг сосков, затем перешел на внутреннюю сторону ног - Она даже раскинула их, чтобы открыть как можно больше места для этого танца дерева и меха. Внутренняя сторона бедер (спирали, "змейки", "дорожки"), вновь ступни (и особенно между пальцами - Она, хохоча уже в голос и дергаясь всем телом, раздвигала их!)… Кисть в левой руке, развернувшись рабочей частью, лениво описывала круги, захватывая грудь целиком, живот, пупок - поддерживая Её, так сказать, в "рабочем состоянии". А вот кисть в правой руке достигла промежности и половых губ (они уже набухли), периодически цепляя клитор.
Через несколько минут Она взмолилась:
- Ну что же ты! Дай мне кончить! Заставь меня! Заставь!
- Ты так этого хочешь? - с кажущейся ленью в голосе спросил "тот".
- Да! - Её лицо исказилось, пальцы, все еще держащие ручку дивана, напряглись.
- Тогда приготовься! Сейчас для тебя начнутся незабываемые минуты! - "тот" не скрывал торжества в голосе. И было отчего! Кисть проникла внутрь Неё, немного подвигалась по кругу, а затем внутрь и наружу (понятно, не вылезая окончательно), а затем начала выписывать "восьмерки", спирали, "змейки"… в общем, любые геометрические фигуры - периодически выскакивая и проходясь по клитору (так же, кстати, набухшему и заметно выделяющемуся на фоне половых губ). При этом вторая кисть, очевидно, закончив с грудями, нырнула под ее аккуратную попочку и, судя по уменьшившейся длине кисти, активно разрисовывала Её анус.
Так продолжалось некоторое время (Её смех, вначале звонкий, становился все более похожим на рычание), а потом…
- А-а-а! Ы-ы-ы-ы! Да! Еще! Сильне-хргрхгрхггррррр! - далее Художник услышал какой-то нечленораздельный хрип, Её тело "встало на мост"; пальцы, сжимающие ручку дивана, побелели, но не отпустили своей цели; пятки с силой ударились о вторую ручку, так что та затрещала, но выдержала. Удар, еще удар… колебания затухли, Её тело обмякло, глаза закатились, пальцы выпустили ручку дивана. Художник ("тот" куда-то исчез) бросился к мольберту и… услышал за спиной Её голос:
- Куда же ты? - в голосе была некоторая обида. Он развернулся и увидел Её, раскинувшуюся на диване. Она лежала на правом боку, закинув левую ногу на спинку дивана, а Её глаза не оставляли сомнения в том, чего именно Ей сейчас хочется больше всего.
- Иди ко мне! Я хочу еще! Только теперь, - Она шаловливо погрозила пальцем, - без кистей!
Заметив недоумение на лице Художника, Она звонко рассмеялась.
- Ты не представляешь, как же мне было хорошо! Я счастлива! И я хочу, чтобы ты тоже стал счастлив! Иди же ко мне, мой гений! - Она призывно протянула к ему руки, а в Её глазах светилось такое… такое… Художник при всей своей опытности не мог распознать - что же это было: удовольствие, страсть, животное "хочу", желание поделиться радостью… Скорее всего, все это было смешано в равных долях и щедро приправлено Её энергией. Но Художнику было уже все равно. Он отбросил кисти и шагнул к дивану, на ходу срывая с себя одежду…
… Двое суток обиженно скрипел старый диван, жалуясь прочим предметам обихода, что его не оставляют в покое. Двое суток яростно трезвонили мобильные. Двое суток они не выпускали друг друга из объятий - разве можно считать разрывом походы в санузел? Да и там они находили время и место для любовных игр. Самые разные позы, самые разные способы возбуждения, казалось бы, уже угасшего желания - все это было в их распоряжении, и они умело пользовались всем этим. Прерываясь на короткий сон, каждый из них просыпался от ласк другого - и вновь их тела становились частью любовной игры; той самой игры, над которой не властно ни Пространство, ни Время, ни деньги - только желание; желание достичь потаенных местечек своего партнера по этой игре, желание доказать партнеру, как сильно ты его любишь; желание доставить ему столь же сильное удовольствие, которое он только что доставлял тебе… Они даже не всегда проникали друг в друга - обоюдные ласки распаляли их так же сильно, как и слияние их тел; и снова, и снова - ласки, поцелу
и… для них уже не было запретных мест - а было лишь ожидание сладостных стонов партнера, и радость от этих стонов, и поиск новых мест, прикосновение к которым вызывает эти стоны, комбинация мест и прикосновений к этим местам…
Только кисти лежали в своем ящике. Ни Она, ни Художник не прикасались к кистям после первого раза. Им хватало возможностей и чувствительности пальцев рук и ног, всех имеющихся у них губ, языков, члена и клитора для того, чтобы раз за разом достигать высшего наслаждения. И они использовали эти возможности в полном объеме и со всем пылом, доступным им…
Но все хорошее имеет свойство рано или поздно заканчиваться. После очередного сеанса наслаждений Она встала с дивана и… со стоном согнулась, ухватившись рукой за поясницу.
- Милый, что-то у меня спина болит…
Художник тут же вскочил с дивана и со словами "Сейчас, солнышко!" побежал в коридор - там у него была аптечка. Найдя мазь от боли в спине, он вернулся в комнату и смазал Ей спину. Затем аккуратно помог Ей сесть на диван, закутав Её поясницу одеялом. Сначала Она постанывала, затем постепенно стала распрямляться.
- Ой, как хорошо! Ты прямо целитель! - Её глаза смеялись. Художник начал целовать Её лицо, но Её рука мягко, но непреклонно закрыла его губы и отодвинула его лицо назад.
- Подожди. Я не хочу, чтобы ты надорвался, - улыбнулась Она. - И кстати… ну, могу ли я быть твоей моделью, не спрашиваю… - Она засмеялась, - но все-таки - какой сюжет у тебя был заготовлен для меня?
Художник на мгновение напрягся.
- "Сельская учительница после занятий", - выпалил он.
- И что же это за сюжет? - заинтересованно спросила Она.
- Ну… как бы… учительница сидит в поле, вечер, солнце заходит, пшеница - или рожь - неважно, в общем, хлеба колосятся, рядом с ней книги, она под лучами солнца, на лице задумчивость…
- Понятно. - Она задумалась. - Знаешь, лучше изобрази меня крестьянкой, желательно украинской.
- А почему украинской?
- Мне всегда нравился их внешний вид. Я понимаю, что это все по большей части надумано, но все-таки… косы до пояса, белая рубаха с красной вышивкой, длинная юбка до босых ступней, венок из васильков на голове… В общем, как-то так.
- Хорошо, как ты скажешь, так и будет. Но… ты останешься со мной?
- Мало того, что останусь, но и буду позировать тебе. Надеюсь, у тебя найдется все необходимое? Кстати, под "необходимым" я понимаю также еду и постельные принадлежности. - Её глаза излучали свет, а Её улыбка, казалось, затмевала солнечный свет, заливающий мастерскую.
- Конечно! - Художник сорвался с дивана и побежал в прихожую, по дороге накидывая на себя минимально необходимые в приличном обществе части одежды. Уже выбегая за дверь, он крикнул: - Дождись меня! - и вслед за этим машинально запер дверь мастерской на ключ.
… Он писал этот портрет две недели. За это время Она стала абсолютно незаменимой для него - позировала, покупала продукты, готовила еду, и даже отогнала Серегу, когда тот, озадаченный столь долгим отсутствием "Мастера", пришел навестить его и заодно распить бутылочку - другую. Художник не знал, что Она ему сказала (крик и ругань он точно бы услышал), но он слышал, как Она говорила с женой Сереги, и как та благодарила Её: "Спасибо Вам, огромное женское спасибо… на работу устроился… теперь не пьет - разве что пиво после работы, да и то пару бутылок… если чем помочь - я этажом ниже живу, как раз под Вашей квартирой… постирать там, в магазин сходить…" и Её голос: "Да что Вы… пустяки… я знаю, как это тяжело… просто объяснила ему кое-что… и Вы, если что случится - обращайтесь… наша женская доля (здесь начались обоюдные смешки)"… Секс, конечно, тоже был - как же без этого. Но, в отличие от предыдущих дней, скорее мягкий, почти семейный - в хорошем смысле слова. Без напора, без рвущей душу страсти, без излишеств - со
бственно, Художнику этого и не хотелось, даже без ощущения обязанности. Просто - легли, поцеловались, поласкались, соединились, обоюдно получили удовольствие… Но все это крайне мягко и… душевно, если здесь применимо такое определение. Она вновь находила его сладкие точки, он делал то же самое, однако это не становилось рутиной - Художник не понимал, почему. Может, потому, что Она была разной? Каждый раз - вроде бы все обыденно, однако Её реакции на его ласки каждый раз были другими. Может, на чуть-чуть, но другими. В итоге Художник спал, как младенец, видя перед собой удовлетворенность в Её глазах и Её спокойное, ласковое выражение лица.
И вот портрет закончен. Она ни разу не пыталась посмотреть на наброски, никогда не просила Художника показать - что получилось, так что Художник поначалу даже немного обижался на Неё. Однако, будучи полностью удовлетворен во всех вопросах, понял, что в этом случае обида - это просто глупо. Наоборот, она ждет итога - а итог не может быть плачевным. Поэтому Художник всячески старался, и даже, бывало, мучил Её, заставляя принимать разные позы и даже менять место, когда, по его мнению, свет падал не так.
Но, наконец, Художник снял покрывало с портрета и позвал Её. Она подошла, внимательно посмотрела на портрет, отошла подальше, еще дальше, затем подошла - но уже на другую дистанцию. Наконец, рассмотрев картину с разных ракурсов, Она улыбнулась.
- Ну вот, хороший мой, ты сделал это. - Она сказала это буднично, однако с радостной улыбкой и горящими глазами.
- Теперь ты можешь идти с этим на любую выставку - это действительно шедевр. Как там было у Стругацких? - Она закрыла глаза. - "Это мы опубликуем. Это не стыдно опубликовать. Это не самонадевающиеся ботинки".
Она вновь улыбнулась.
- Кстати, как поживают кисти? По-прежнему зовут к себе?
Художник слегка опешил, а потом покачал головой. Действительно, после их двухсуточного марафона кисти вели себя… да никак не вели! Кисти и есть кисти, рисовать ими - что еще от них хотеть?
- Вот и отлично. - Она посмотрела на него как-то… по-особому. - А теперь дай мне свой телефон - мобильный и домашний.
Художник автоматически продиктовал оба номера. Она слегка закатила глаза, а потом кивнула головой.
- Я запомнила. А теперь я пойду.
- Постой! - Художник подскочил к Ней и взял Её за руку. - Я хочу, чтобы ты осталась…
- Я еще вернусь. - Она аккуратно высвободила руку из руки Художника. - Жди звонка…
Она повела рукой перед лицом Художника, тот застыл… и пришел в себя, лишь услышав щелчок замка входной двери.
- Стой! - с этим криком Художник выскочил на лестницу.
- Стой! Я не могу без тебя! - он прислушался, но лишь эхо было ему ответом: "тебя… тебя…тебя…"
… Художник выбежал на улицу, но Её не было видно. Он больше часа бегал по окрестным улицам, дежурил на ближайших остановках - Её не было. С горя он решил зайти в магазин, за своим всегдашним утешением - но уже накладывая в тележку бутылки водки, он почувствовал приближение приступа рвоты и ограничился несколькими бутылками вина. Выпивая вечером, он терзался и страдал… вернее сказать, пытался терзаться и страдать - что-то мешало ему полностью отдаться соответствующим чувствам.
А утром он проснулся от телефонного звонка. На автопилоте он схватил трубку.
- Алло?
- Доброе утро. (ФИО)?
- Да, слушаю вас.
- Вы подавали заявку на участие в художественной выставке "Это Родина моя!"?
- Да… - у Художника внезапно пересохло в горле.
- Комиссия рассмотрела представленные Вами работы и сочла возможным допустить Вас до участия. Когда Вам будет удобно подъехать в наш оргкомитет?
Художник тут же вскочил с дивана и, держа одной рукой трубку, другой начал одеваться. Впрочем, он понимал - очень небольшая доля каприза поможет ему.
- Э… в течение дня… это возможно? - "Только бы он не услышал, как я тяжело дышу, пытаясь одновременно надеть рубашку и застегнуть ширинку!"
- Да, конечно. Прошу Вас захватить другие работы, которые Вы хотели бы выставить. Желательно оригиналы - выставка начнется через два дня, необходимо согласовать вопросы размещения картин - ну, Вы понимаете, освещение и прочее… А также вопросы оплаты…
- Оплаты? - Художнику показалось, что он ослышался.
- Да, оплаты, - голос оставался доброжелателен. - Поскольку выставка проводится в рамках конкурса "Патриотизм - вам это дико, но нам ласкает слух оно", для участников предусмотрена оплата в зависимости от количества работ, их размеров, направленности… в общем, Вы сможете узнать всё интересующее Вас непосредственно в оргкомитете.
- Хорошо (НЕ ДРОЖАТЬ ГОЛОСОМ!) Назовите ваш адрес. - Голос продиктовал адрес и приветливо добавил:
- До встречи! Ждем Вас с Вашими картинами!
… От воспоминаний Художника оторвал звонок мобильного: песня "Ау" Розенбаума была предназначена для звонков, номеров которых не было в телефонной книге. Художник, не забывая улыбаться проходящим мимо посетителям выставки, вынул мобильник из кармана и нажал на зеленую кнопку:
- Алло?
- Привет, родной! - услышал он Её голос. - Как ты поживаешь?
- Милая! Где ты? Я хочу видеть тебя! - у Художника внезапно сел голос.
- Подожди… - Её голос пел и смеялся в трубке. - Помоги мне, ага? К тебе подойдет моя подруга - проконсультируй её, ладно? У неё будет много вопросов… - связь прервалась.
Художник лихорадочно терзал кнопки на телефоне, пытаясь соединиться по высветившемуся номеру (и получая ответ "Абонент временно недоступен"), как вдруг он почувствовал на своем плече чью-то руку. Он резко развернулся, желая как можно быстрее отогнать непрошеного гостя… и увидел улыбающуюся молодую женщину.
- Здравствуйте! - её лицо выражало смущение, а голос звенел, как колокольчик. - Понимаете, я… В общем, у меня есть вопросы об искусстве живописи… и моя подруга посоветовала обратиться к Вам…