Новости Галерея Видеоклипы Библиотека Ссылки Форум О проекте
Шарлотта Баксон
Глава XII. Священные сосуды.

Цепкие лапы закона. - Жаклюша и Доменюша. - Выпей мою кровь!


Она спала, как спит узник, убаюканный
впервые блеснувшей надеждой.

Александр Дюма. Три Мушкетёра.




Ответный удар мстительной аббатисы не заставил себя ждать. И впечатлял, как бортовой залп военного корабля по храброму, но маленькому контрабандистскому тьялку. Замели нас уже на следующий день, в одной из лилльских гостиниц.

Как я поняла на допросе, мы с отцом Дюбуа, сбегая из монастыря, сами не заметив как, прихватили с собой некие "священные сосуды". Здоровенные какие-то серебряные хреновины весом в пять-шесть парижских фунтов каждая! Я честно сказала, что ни о чём таком ни припоминаю. Проводивший допрос следователь оказался человеком любезным и культурным. Не орал на меня, по морде не лупил. Просто зачитал выдержки из свидетельских показаний аббатисы, сестёр и некоторых иных лиц, главным из которых был некий Жан-Клод ФантомА, заявивший под присягой, что видел нас с отцом Дюбуа, с трудом волокущих через ворота аббатства большой мешок, внутри которого отчётливо громыхали какие-то железки. Когда же почтенный Фантома задал отцу Дюбуа вопрос, "чего это они такое тащуть и не надо ли подмогнуть", отец Дюбуа, воровато оглянулся и предложил почтенному Фантоме взятку в размере восьми денье, потребовав взамен "молчать о том, что видел, аж до Страшного Суда". Почтенный Фантома, взяв деньги, немедленно отправился "докладать про всё матушке
настоятельнице, ибо неладное заподозрил он". Когда я заявила, что почтенный Фантома и аббатиса с сёстрами сговорились и всё врут, следователь пожал плечами и с улыбкой заверил меня, что ничего другого и не ждал. И что, мол, признание в содеянном, при таком объёме показаний третьих лиц, от меня и не требуется.

- Дело-то, сопсн, куриного яйца не стоит и можно бы его уже и закрывать. Если бы не одно "но". - Мессир следователь многозначительно поднял палец. - Ты мне, дочка, вот что скажи. Куда вы со святым отцом барахлишко ворованное зарыли? А, может, толканули уже по-тихому? Так скажи - кому? И где, опять же, выручка? Пропить-промотать вы её никак не могли! Загребли-то вас оперативненько…

- Где-где… - Отвечаю. - В аббатстве, где же ещё?! Мать настоятельница сама у себя упёрла и прячет где-нибудь! Небось, где лежали, там и прячет. В церкви у нас никакого серебряного барахла отродясь не водилось!

- Интересная версия! Однако, ряд свидетельских показаний неопровержимо доказывает обратное. Давай, дочка... Вторая попытка… Меня прямо любопытство разбирает, чего ты ещё придумаешь. Попытка - она не пытка. Под пытками-то придумывалка плохо работает. Там ты правду говорить начнёшь. А правда - штука скучная… Так что, давай - весели старика, пока можешь… Молчишь… Ну, хорошо. Посидишь пока в камере. Подумаешь. Смотри только, не тяни с этим делом. А то подельничек твой, поди, запел уже, и тайничёк ваш сдаёт, и смягчение приговора чистосердечным признанием зарабатывает, и "это всё она" со слезами на глазах кричит. Духовное сословие - оно такое… Так что ты, девица-красавица, быстрей соображай. В вашем деле, воровском - кто первый, тот и успел. Поняла меня? Хорошо. Караульный! Веди задержанную до камеры. До какой - до какой… До той самой - до какой…

* * *

Камера, куда меня втолкнул караульный, представляла собой небольшую комнату, скудно освещённую вечерним солнцем из зарешётчатого окна под потолком. Вдоль стен стояли двух-ярусные нары - точь в точь как у нас в монастыре. Привыкнув к полумраку, я разглядела и обитателей камеры: дюжину-другую ползающих по стенам крупных тараканов, полдюжины рыскающих по полу крыс и трёх расположившихся на нарах тётенек. Всё общество с интересом разглядывало меня. Вернее, почти всё - одна из тётенек, чьё присутствие на верхнем ярусе выдавали только торчащие оттуда не слишком чистые голые ноги, отреагировала на моё появление лишь тем, что почесала пятку левой ноги пальцами правой - видимо, большего, по её мнению, я не заслуживала. Зато две другие разглядывали меня с неподдельным интересом и приветливейше улыбались. Ох, и жуткие это были тётеньки! Я ведь раньше думала, что самые страшные люди на земле - бенедиктинские монашки. Но по сравнению с ЭТИМИ тётеньками, сёстры из нашего аббатства казались милыми проказливыми козочками. Я
только взглянула на их чернеющие огрызками зубов улыбки, как у меня внутри всё затряслось. Но виду я не подала. Уверенно, как заправская преступница, я уселась на нарах и тоненько пискнула:

- Здорово, подруги!

- Жаклин, душа моя! Ты только посмотри, кого нам ниспослал Господь! - Промолвила одна из тётенек, обращаясь к сокамернице, не переставая улыбаться беззубым ртом. - Сестра Божия, святая монахиня… А как ты думаешь, Жаклин, станет она молиться за наши грешные души?

- Станет. Ежле поупрашам как следоват. - Ответила вторая.

Обе гнусно захихикали.

- А? Сестрица? Помолишься за нас?

Я щелчком отправила барахтаться на пол таракана, влезшего на нары с явным намерением познакомиться ближе с симпатичной девушкой, и промолчала.

- Жаклин… По-моему она не хочет… - Захныкала первая.

- Захочет ышо. Поупрашать надо. Ты, Доменюш, не сумлевайся!

- Ах, Жаклин! Наверное, ты права. Давай поскорее с ней познакомимся! Сёстрёнка! Я - Доменик, она - Жаклин. А тебя как звать?

Я стряхнула с ноги ещё одного усатого ухажёра, пытавшегося вскарабкаться мне на колени.

- Анна. Анна де Брёй.

- Ой, Жаклин! Ой! Мадмазелька-то наша благородных кровей! Ой, я не могу!

- Свезло…

- Благородная госпожа де Брёй! Да за что же такое вас сюда упекли?! Не иначе - заговор против Короны! А может… Ах! Ты только подумай, Жаклюш, вдруг она - внебрачная дочь покойного короля Анри! И претендует на Престол! Какая у нас сегодня компания! Жаклин! Давай скорей упадём на колени! Разве можно стоять в присутствии столь важной особы!

- Никакая я не внебрачная! - Не выдержала я. - Мой папа… барон! Только он умер, а меня в монастырь отправили. Но я оттуда сбежала, а меня поймали и сюда посадили. Ни за что, ни про что!

- Эк! Удивила! - Сказала Жаклин. - Дык мы тута все ни за что, ни про что сидим! Ты скажи, чо те шьют!

- Кража священных сосудов. - Ответила я.

Подруги замолчали.

- Эвона как! - Воскликнула Жаклин.

- Да… Влипла ты, сестрёнка… - Добавила Доменик. - Жаклюш… А ты смогла бы украсть священные сосуды?..

- Тфу на тя! Ляпнешь ить на ночь глядя! Нечто я еретичка какА?! Святы сосуды покрасть… Не… Я на таку мерзкопакость неспособная… Это вон… Камилла разве… - Жаклин ткнула пальцем вверх, где шебуршилась, переворачиваясь на другой бок, третья сокамерница.

- Ну что ты, Жаклин! - Возразила Доменик. - Камилла не такая! Младенцев некрещёных воровать и кровь ихнюю сосать - это да, это она любит, душа цыганская! Но священные сосуды?! Нет! На такое даже Камилла не покусится!

Жаклин и Доменик уставились на меня со страхом и омерзением. Я не выдержала.

- Но это всё неправда! Ничего я не крала!

- Так ить, понимашь, сестрёнка, дело-то како… - Протянула Жаклин. - Я ить вот тоже, навроде тя, Веронетку-Златоножку среди рынка в базарный день на виду осьмнадцати свиндеятелей шильцем в печёнку не колола! Так ить не верят, паскуды!

- Молись, сестрёнка, - добавила Доменик, - чтобы тебя за такое просто сожгли! Но это вряд ли. Наверняка же впаяют сожжение на медленном! Как ты думаешь, Жаклюш?

- Да как два хрена облизать!

- Вот и я так думаю. Долго тебя будут поджаривать… Над тлеющими угольками… До хрустящей корочки…

Подруги повалились друг другу в объятия, умирая со смеху.

- Какая жалость, - произнесла Доменик, отсмеявшись, - что отправляя в ад эту чёрную душу, палачу придётся испортить такое славное молодое тельце! Но ведь мы с тобой не позволим ему бесполезно пропасть, не получив от этого тельца всех тех чудесных удовольствий, которые оно может нам подарить? Как ты думаешь, Жаклюшенька, сколько времени у нас осталось до того, как ей вынесут приговор?

- Дня три.

- Три дня и три ночи! Это не так уж мало! Ах! Я уже чувствую, как этот розовый язычок, виднеюшийся в её открытом от страха ротике, вертится у меня в одном месте!

- Дык она, поди, не умет. Молода ышо!

- А мы научим! Жаклин! Не будем терять ни минуты! Давай поскорее привяжем её к этим нарам и станем учить всяким штукам. Я сяду ей на морду, а ты - как следует пощекочи пяточки! И сестрёнке весело будет, и мне приятно! А потом вместе как следует пошарим у неё промеж ног - поглядим, что там к чему!

- Эх-ма! Да ить она, поди, это… деваха ышо!

- Мы это исправим!

- Эвона как?! Знатно!

- Эй, шлюхи! - Донеслось с верхних нар. - Оставьте её!

- Что такое?! - Воскликнула Доменик. - Камилла! Ты опять хочешь оставить нас без сладкого?! Так же не честно! Давай лучше втроём с ней поиграем! Может, ты хочешь вместо меня сидеть у ней на мордахе? Хорошо! Я найду, чем заняться!

- Ты сама заткнёшься или мне вниз спуститься? - Осведомилась Камилла, и Доменик, надувшись, замолчала. - А ты чего сидишь, дура? Лезь ко мне, а то они от тебя не отвяжутся!

Я поняла, что последнее предложение относится ко мне и принялась карабкаться на нары со скоростью обезьянки, спасающейся от леопардов. Камилла помогла мне влезть, и я оказалась прижата к стене, укрытая от насильниц телом моей спасительницы. Она была странной - смуглая, высокая, с огромными чёрными глазами и длинными вороными кудрями. Красивая. И тоже жутковатая, но совсем по-другому, чем те, внизу. Я не знала, пьёт ли она кровь только некрещёных младенцев или молодых девушек тоже, но пусть лучше из меня выпьют всю кровь, чем будут делать то, что собирались делать Доменик и Жаклин! Тем более, жить мне всё равно осталось три дня… А потом меня будут жарить!!!

- Камилла. - Прошептала я. - Выпей мою кровь! Пожалуйста!

- Что ты такое говоришь, дитя? Не бойся. Цыганки не пьют кровь. Всё это сказки.

- Жалко! - Ответила я.

- Не бойся. Ничего плохого с тобой не случится.

В её голосе было что-то такое, от чего я сразу ей поверила и успокоилась. А может быть, я просто очень хотела верить в то, что всё будет хорошо. Вскоре я задремала, уткнувшись в большую и мягкую грудь Камиллы.

* * *

Когда я проснулась, уже совсем стемнело. Внизу сморкались и ругались Жаклин и Доменик. Рука Камиллы гладила мои бёдра. Я немножко напряглась, но убирать её руку не решилась. Вдруг она прогонит меня обратно вниз! Кроме того, мне было приятно.

- Завтра я выйду на волю. - Прошептала Камилла. - Хочешь, я заберу тебя с собой? Я ведьма. Я многое могу. Почти всё. Но цыганки ничего не делают бесплатно. Ты знаешь об этом, девочка? Таков уж наш цыганский закон.

- У меня ничего нет. - Прошептала я.

Она бесшумно засмеялась.

- Девочка! Я вижу насквозь и тебя, и все твои хитрости! Верь мне! Мы превратимся в птиц и улетим отсюда!

- Я бы всё тебе отдала! Но у меня правда ничего нет!

- Ни золота? Ни серебра? Совсем ничего?

Ей рука скользнула мне под задравшийся подол и вдруг оказалась у меня между ног. Я вздрогнула и попыталась оттолкнуть её руку, но обнаружила, что не могу пошевелиться. Камилла всю меня оплела своими длинными, сильными руками и ногами.

- Откройся мне… Не бойся… - Пальцы Камиллы проникли внутрь меня, и нежно теребили всё, что там обнаружилось. У меня зашумело в голове. Я вдруг поняла, что не знаю, где нахожусь. Стены, потолок, нары - ничего этого не было. Была только Камилла и её власть надо мной. Лунный свет падал на её лицо, но видела я только глаза - огромные, затягивающие как водовороты. И в этих водоворотах я тонула. В обоих сразу. Я видела только её глаза, слышала только её шёпот, дышала запахом её тела, чувствовала только движение её пальцев, которые забирались всё глубже - так, что, казалось, вот-вот - и они нежно прикоснутся к моему сердцу. Камилла что-то от меня хотела, о чём-то спрашивала. Я не понимала ни слова и всё же как-то отвечала, сама не зная, что.

Примечания.

Тьялк – в XVII веке – одномачтовое плоскодонное грузовое судно для речного и каботажного плавания. Возникло в Голландии, откуда распространилось в соседние страны.

Священные сосуды – общее название предметов церковной утвари, применяемых в богослужении (некоторые из них не являются сосудами в собственном смысле слова). Могут изготовляться из золота, серебра, украшаться драгоценными камнями и представлять значительную ценность.

Парижский фунт – 489 гр.

Денье – в XVII веке – самая мелкая французская монета. Чеканилась из меди, вес – около 1.5 гр.

«…вдруг она – внебрачная дочь покойного короля Анри.» – Генрих IV (1553-1610) - король Франции (с 1589), из династии Бурбонов. У Генриха IV было 6 законных детей, 11 официально признанных внебрачных и неизвестное количество внебрачных непризнанных.



(продолжение следует) ->

вернуться к списку историй >>
© trickster
Rambler's Top100