M/F

Глава XXI. Скрижали души.

Перья премудрости и причуды любви. - Имя, которое знает каждый.

Орудуйте мушкетом и шпагой, мой милый, в этих двух
занятиях вы проявляете большее искусство, а перо
предоставьте господину аббату, это по его части.

Александр Дюма. Три Мушкетёра.

Фельтон так хорошо себя вёл, так доверчиво внимал моим рассказам… Я почувствовала, что для закрепления эффекта его необходимо как-нибудь подбодрить.

- Мой добрый брат… Вы так много узнали обо мне! Я решилась открыться перед вами и вижу, что не ошиблась. Я чувствую, как тяжесть, лежащая на моей душе, уменьшается, словно часть её приняли на себя чьи-то добрые, надёжные плечи! Вы стали мне так близки, словно я знала вас много лет! И мне кажется, теперь я готова к тому, чтобы вновь разделить с вами молитву…

Закончить мне не дали. Я была схвачена в охапку, в мгновение ока перенесена на кровать, уложена на животик и стремительно обездвижена пресловутыми "узами веры". Руки мне связали за спиной, ноги согнули в коленях и связали той же верёвкой, притянув щиколотки к запястьям.

- Фельтон! Что это у вас?!

- Сие - Перья Премудрости! Оными да будет начертано Слово Божие на скрижалях души твоей!

Скрижали души сжались от ужаса! Фельтон не без труда разогнул большие пальчики моих ног и связал их между собой отдельным шнурочком.

- Брат мой! Мы так не договаривались! Давайте сегодня обойдёмся без перьев!

- Чем же ещё чертать мне на скрижалях?

- Ну, как-нибудь так… Пальцами!

- Сестра! Я всего лишь простой солдат. Пальцы мои слишком грубы для скрижалей сих - дабы душа твоя восхитилась.

- А если - язычком? Моя душа восхитится - вот увидите!

- Чем же буду возносить молитву я? О, нет, сестра! Чертать мы будем перьями!

- Фельтон... Фельтон! Не-е-е-е-е-ет!!! - Я залилась хохотом.

- Смейся, сестра! Ибо сказано Пророком…

- Фе-е-е-е-е-е-ельто-о-о-о-о-он!!!

Найдите маленького ребёнка. Дайте ему что-нибудь красивое и сладкое. И с умилением смотрите, как мило и непосредственно будет он радоваться вашему подарку. Вот и Фельтон, при всей его суровости, пуританстве и фанатизме, в глубине души - такое же дитя. Как жаль, что в моей игре ему отведена столь незавидная роль. Но разве у меня был другой выход?

* * *

- Фельтон… Я приступаю к самой мрачной, самой ужасной части моей скорбной повести… Готовы ли вы выслушать её?

- Я готов, сестра.

Я сидела на своей кровати, где несколько минут назад Фельтон творил надо мной свои экстравагантные ритуалы. Мои руки, освобождённые от пут, были сложены на коленях. Ноги покоились подле сидящего на другом конце кровати Фельтона, с удовольствием на них таращившегося. Я вздохнула и продолжила свой рассказ.

* * *

Это безнравственное существо - мой похититель и мучитель, в чью власть я была ввергнута безжалостным роком, явился в моё узилище тем же вечером. Он был мрачен и не скрывал своего раздражения.

- Миледи! Вы глубоко разочаровали меня. Признаться, даже в худших своих опасениях, Я не предполагал встретить такого злобного упрямства, такого мерзкого сопротивления! Боюсь, миледи, что вы Мне уже осточертели. Вы сами виноваты в этом! Мне больше не доставляет никакого удовольствия наблюдать вас здесь и терпеть ваше несносное присутствие!

- Так зачем же дело стало? - Спросила я. - Освободите меня, и вы будете избавлены от этой тяжкой необходимости.

Он долго молчал, разглядывая меня, раздумывал, покусывая накрашенные ногти.

- Безусловно, Я так и сделаю. - Сказал он, наконец. - Вопрос лишь в том, как именно. Самым простым было бы вывести вас в море, привязать к якорю и выбросить за борт. Другой симпатичный вариант - перерезать вам горло и бросить в какой-нибудь зловонной клоаке Восточного Конца. А может быть - замуровать вас в стену?..

- Если вы ждёте, что я сейчас упаду на колени и стану молить о милосердии, то ждать придётся долго. - Ответила я.

- Увольте! Увольте меня от своего геройства! - Поморщился он. - Где вы подцепили этот пошленький тон? Должно быть, у трагиков, гнездящихся в окрестностях Бедлама? На ваше счастье, Я не поклонник господина Шекспира. Ещё не хватало - уподобляться его напыщенным театральным злодеям! О, не беспокойтесь! Я всего лишь пошутил. Вы выйдете отсюда живой и почти невредимой, хотя, быть может, и не слишком радостной.

Напыщенный театральный злодей прошёлся по комнате и продолжил:

- Я намерен сделать вам подарок - милую вещицу, которая всегда будет при вас - как память обо Мне и том уроке, который Я вам преподал.

- И что же, интересно, помешает мне расстаться с вашим подарком у первой же зловонной клоаки? - Спросила я.

- Скоро вы это узнаете! - Усмехнулся он и громко хлопнул в ладоши. - Господа! Прошу вас!

В комнату вошли два человека самой неприятной наружности. Один нёс накрытое крышкой грязное жестяное ведро, второй - потёртый сундучок.

- Познакомьтесь, миледи! Эти джентльмены - уроженцы Великой Тартарии, Разболтай и Растягай - большие мастера заплечных дел.

Джентльмены принялись угрюмо возиться со своим барахлом. Один снял крышку со своего ведёрка - о, Фельтон, там внутри были раскалённые угли! Другой открыл сундучок, вынул оттуда и передал напарнику нечто, оказавшееся чем-то вроде ручных мехов, которые тот сразу пустил в ход для раздувания своего переносного очага, затем достал и положил на угли какой-то толстый и короткий железный жезл, назначение которого я не сразу поняла.

- Итак, вы будете заклеймены, сударыня! - Торжественно возгласил подлый мучитель. - Заклеймены как преступница, которой вы и являетесь! Я вижу - вы побледнели? Ну, наконец, хоть какое-то удовольствие!

- С каких это пор в Англии клеймят без суда?! - Произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал так, как задрожало всё моё тело.

- Миледи! Не думаете же вы, что Я позволю осквернить прикосновением к вам старое доброе английское клеймо?! Оно предназначено для воров, убийц, публичных женщин - а разве вы, негодная пуританка, достойны оказаться в столь добропорядочной компании? Нет! Мы приготовили для вас клеймо одной из соседних стран - кажется, Франции, - ведь вы, если не ошибаюсь, оттуда родом? Вот и попробуйте доказать, что своё клеймо вы приобрели не совсем законно. Вам придётся объездить все французские суды и в каждом получить соответствующую выписку. Фолиант получится изрядный! И забавнейший по содержанию: "Суд славного города Бобрюэ сим удостоверяет, что не выносил решения о нанесении клейма, украшающего прелестное плечико особы, именующей себя леди Винтер. О происхождении этого клейма мы не имеем никаких сведений." И так - на каждой из 600 с чем-нибудь страниц. Вам придётся посвятить составлению этого фолианта всю оставшуюся жизнь. И возможно, где-нибудь во французской глубинке это бюрократическая антология кого-то и убедит. Но здесь - в старой доброй Англии, это будет не более, чем ворох бумаги. В отличие от бесспорного удостоверения вашей порочности, которое через пару минут будет навсегда впечатано в ваше плечо! А Мои солиситоры сейчас вовсю трудятся над составлением целой серии подложных документов, изобличающих вас в многочисленных гнусных преступлениях! Эти документы будут всплывать то здесь, то там, подмачивая вашу жиденькую репутацию. И, наконец, Я намерен лишить вас титула и наследства, доказав незаконность вашего брака с покойным Винтером. Сударыня! Вы окончите свою жалкую жизнь портовой шлюхой, удовлетворяя незатейливые потребности истомившейся в дальних плаваниях матросни! Тогда, быть может, вы вспомните, от чего отказались и Кого отвергли в угоду бессмысленным предрассудкам. Джентльмены! Приступайте!

* * *

- Должно быть, вам, Фельтон, любопытно, что я почувствовала, когда один из этих негодяев скрутил мне руки и сорвал с плеча платье, а другой, приблизившись, изо всех сил вдавил в моё тело докрасна раскалённую сталь!

- Нет! Нет, сестра! Прошу тебя! Я не могу это слышать!

Фельтон вскочил с кровати и попятился. Я тоже встала и медленно, плавно, мягко ступая голыми ногами, двинулась к нему.

- Если вам так любопытно, раскалите кочергу в очаге, прижмите к левому плечу и медленно-медленно досчитайте до двенадцати…. Когда вы собьётесь со счёта… Убирайте кочергу не сразу… Подержите ещё… Примерно столько же… Ваше любопытство… будет удовлетворено в полном объёме…

Я наплывала на Фельтона, словно привидение. Несчастный смотрел на меня как заколдованный. Ой, не зря я наведывалась в тот театрик возле Бедлама! Навострилась драматизм нагнетать!

- Наверное, вам не терпится снова взглянуть на мой позор!!! - Неожиданно закричала я. - На это клеймо, изобличающее мою преступную натуру!!! Так смотрите!!!

Не обращая внимания на протестующие жесты онемевшего от потрясения Фельтона, я разорвала платье на груди. Я хорошо подготовилась. Чтобы обнажить не столько клеймо, сколько прочие разнообразности, водящиеся у девушек под платьем. Я всё же надеялась, что любовь к ногам не полностью заменила Фельтону более естественные мужские интересы. И не ошиблась. Лейтенант замер, не в силах оторвать глаз от всего, что перед ним открылось. На его лице можно было прочесть множество самых разных противоречивых чувств. Но упражняться в физиономистике и перечислять их нет никакой надобности. Потому что все эти чувства, словно цветные стёкла в витраже, сливались в единственную, всецело овладевшую бравым лейтенантом страсть. И объектом этой страсти была я.

Если бы я сказала, что этим чувством, этой страстью была любовь, - то не погрешила бы против истины. Но любовь бесконечно разнообразна. А я предпочитаю большую точность формулировок. Та любовь, что известна большинству людей, моему бедному Фельтону была, наверное, вообще недоступна, да и не нужна. Для него она была и слишком велика, и слишком ничтожна. Любовь, к которой он стремился, которую так мучительно искал, была чем-то иным. Однажды, в минуту откровенности, он назвал её словом "служение". Что ж, это подходящее слово. Служение чему-то, много большему, чем он сам, прекрасному, высокому и в то же время - уязвимому, нуждающемуся в его защите, в его "служении". И вот он это "что-то" нашёл… Уж я постаралась.

Я стояла перед ним, прекрасная и величественная как призрак замученной пророчицы. Не отрывая от меня глаз, Фельтон медленно опустился на колени.

- Имя… - Пробормотал он. - Сестра, назови мне его имя…

Я молча смотрела на него, положив одну руку на свою обнажённую грудь, а другой закрыв себе рот, словно не решаясь осквернить воздух звуком имени, которое так жаждал услышать Фельтон.

- Имя, сестра! Имя!

- Фельтон! - Сказала я, наконец. - Это имя известно в нашей стране каждому. Это имя ежедневно произносят тысячи и тысячи людей, посылая проклятие тому, кто его носит!

- О ком ты говоришь, сестра?!

- Вот уж не думала, что в Англии найдётся человек, которому придётся это объяснять…

- Это он?.. Тот, о ком я думаю?..

- Это грязный мошенник, награбивший миллионы на верфях Адмиралтейства, презренный заимодавец, безбожный еретик, гонитель истинной веры, сегодня помогающий протестантам, чтобы завтра их предать, извратитель парламентаризма, паук, превращающий в позорный торг, всё, к чему ни прикоснётся, начавший со спекуляции постельным бельём и дошедший до того, чтобы пустить с молотка половину Англии...

- Это же Бе…

- ...вор, казнокрад, отправляющий наёмных убийц по следу любого, осмелившегося сказать слово правды, разбойник с большой дороги, окруживший себя сворой бессовестных сутяг, придающих видимость законности всем гнусностям, что творит этот кровопийца, да что там - скупивший и узурпировавший само правосудие, во имя наживы ввергающий в нищету целые королевства, клеветник, лжедоносчик…

- Это Бе…

- ...доктор всевозможных наук, почётный академик, лучший друг пажей, знатный мелиоратор, осушающий похлёбку в мисках подданных всех трёх королевств, великий флотоводец, погубивший под Ла-Рошелью столько кораблей, что по их остовам можно ходить по воде яко по суху, гениальный дипломат, втянувший страну в войну с половиной Европы, в угоду своим прихотям воздвигающий горы раздробленных черепов, каннибал, причащающийся кровью и хлебом из костной муки…

- Это Бекингем!!! Бекингем!!! О!!! Он утонет в собственной ванне, захлебнувшись в собственной крови!!!

- Видит Бог - моё отмщение избавило бы от этого Антихриста целый народ! - Вскричала я, подливая маслица в пламя гнева разбушевавшегося Фельтона.

Примечания.

Восточный Конец – Ист-Энд, восточный Лондон, традиционно населённый беднотой, «диккенсовские трущобы».

«…трагиков, гнездящихся в окрестностях Бедлама…» - В окрестностях Бедлама – лондонской психиатрической клиники, основанной в 1547 году, располагался знаменитый шекспировский театр «Глобус». Построенный в 1599-м на средства шекспировской труппы, он сгорел в 1613-м, восстановлен (уже без участия Шекспира) в 1614-м и просуществовал до 1642-го, когда, во время революции, «Глобус» был закрыт по требованию пуритан.

Уильям Шекспир (1564-1616) – великий английский драматург и поэт.

Великая Тартария – полумифическая страна, в представлениях европейских географов XIII-XVIII веков охватывающая всю северную Азию. Прототипом Великой Тартарии является империя Чингисхана, в названии смешались татары и Тартар древнегреческих мифов. В XVII веке «уроженцем Великой Тартарии» в Европе могли назвать и русского, и татарина, и, например, тибетца.

Солиситоры – одна из категорий адвокатов в Англии, занимались подготовкой материалов для суда, а также консультациями частных лиц и организаций.

«…подданных всех трёх королевств…» - Англии, Ирландии и Шотландии, объединённых под скипетром династии Стюартов.



(продолжение следует) ->