M/F

Глава XXVI. Единственный в своём роде.

Самая красивая мученица. – Абордаж. – Устала от барокко.

Три вещи непостижимы для меня, и четырех
я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале,
пути корабля среди моря и пути мужчины к девице.

Притчи Соломона.

Я очнулась в кромешной тьме. Пахло старым деревом, какими-то гниющими тряпками, смолой и почему-то оливковым маслом. Ах, да! Маслом пахла я. За остальные запахи ответственность несло помещение - неприбранная и давно немытая каюта, насколько можно было судить. Я лежала на вогнутой, страшно неудобной поверхности, всё моё тело затекло, но при попытке изменить позу выяснилось, что сделать это не так просто - мои руки были привязаны к чему-то за головой, согнутые в коленях ноги тоже были к чему-то приторочены. Вот ведь уроды! Я постаралась принять позу поудобнее, насколько позволяли путы. Стало чуточку легче. Странное ложе от моего барахтанья слегка покачнулось. Понятно! Это гамак.

Очень хотелось пить. И от завтрака я бы тоже не отказалась. Но, похоже, это были не самые главные мои неприятности. Во Францию меня везти, как я понимала, никто не собирался. А собирались меня держать связанной в этой тёмной каморке, плохо кормить, а может - и вовсе морить голодом, мучить до потери сознания, возможно - насиловать, в общем - всячески докучать. А когда я умру от горя и лишений - вышвырнуть за борт как сор. Я всхлипнула. Не лучше ли было остаться в замке и погостить ещё немного у милейшего Винтера? Там меня быстро бы замучили, не больно почти. Задушили бы подушкой и все дела! При мысли о том, каких блистательных перспектив я лишилась, на глаза мои набежали слёзы...

Проклятый Фельтон! Этот безмозглый фанатик! Всё из-за него! Здесь обо мне позаботятся - уж это точно! Как в воду глядел! И ведь не обманывал! Он же уверен, что для "истинно верующего" не может быть иной цели, кроме как поскорее, да помучительнее расстаться с жизнью во имя какого-нибудь возвышенного идиотизма. Вот он и помог мне этой цели достичь. Ведь я сама убеждала его, что такая же сумасшедшая! Да ещё как старалась!

Вот так святыми мученицами и становятся. Бла-бла-бла, бла-бла-бла… А потом сколько хочешь кричи: "Не надо! Я пошутила!" Никто и слушать не станет. Застенок - дыба - костёр. И вот уже тобой соборы расписывают… Ущекотание Святой Шарлотты кисточками. Ух ты! Я ведь, наверное, покровительницей художников стану! Это хорошо. Свою святую художники не обидят. Буду самой красивой мученицей!

Стукнула дверь, и во тьме загорелся огонёк. Приблизившись, он превратился в свечу, освещающую уродливую мордочку карлы. Преподобный поставил свечу на бочку возле моего гамака и хищно воззрился на меня. К своему удивлению, я не была больше раздета. То есть - совсем раздета уже не была, а только - почти. Пока я находилась без чувств, эти клоуны напялили на меня короткую рубашку, весьма небрежно прикрывавшую грудь и плечи, и оставлявшую почти открытыми ноги. На них-то и таращился порочный сектант. Я заворочалась, стараясь как-нибудь укрыть от его взгляда разные местечки, боящиеся слишком яркого света. Но это было, как отчерпывать воду из тонущего корабля маленькой фарфоровой чашкой - местечек было много, а рубашки и свободы - слишком мало.

Попробуйте сами как-нибудь на досуге - оденьте свою самую короткую ночную рубашку, велите служанке связать вам руки и ноги, а потом позовите конюха и лакея - таращиться на то, как вы, умирая от стыда, будете перед ними извиваться. Интересно - много ли у вас останется того, что конюх и лакей как следует не рассмотрели? Ах, вы чувствуете себя не готовой к подобным экспериментам? Они представляются вам чересчур эксцентричными? А для меня что же - не чересчур?! Нет, я, конечно, девушка бывалая. И, может быть, да - немножко эксцентричная. Но не настолько же вот! Мне тоже стыдно, когда так смотрят! Там, на палубе, где я была голая перед всеми, мне было не до того. Я слишком боялась, чтобы стыдиться. И потом, быть голой перед всеми - это не то же самое, что быть голой перед кем-то одним - чужим и неприятным. Быть голой перед всеми - это почти ни перед кем. В этом нет ничего личного. Ведь смотрят не на вас, а на абстрактную голую женщину, мраморную Венеру, у которой даже нет головы. И те, кто смотрят - такие же абстрактные, мраморные и безголовые. А вот когда вы - полуголая, связанная, и никак не можете поправить задравшийся до пупка подол, а на вас смотрит карлик, который может делать с вами всё, что хочет, то ничего абстрактного здесь нет. Здесь всё до ужаса конкретно. Это именно он - конкретный злой карлик, а это - вы. Вот ваше тело, совсем не мраморное, просто бледное, и под светом пахнущей старым салом свечи - какое-то обрюзгшее, толстое, жалкое, с какими-то прыщиками, которых вы раньше и не замечали, мокрое от пота. Вы конкретно влипли и от этой конкретности никуда не сбежите. Ну, разве что - начнёте мысленно говорить о себе во втором лице... Но, по правде говоря, помогает плохо.

Наглядевшись вдоволь, карлик подтолкнул меня, заставил повернуться на бок, спиной к нему, и провёл рукой по моим ягодицам. Дрожь прошла по моему телу. Я всхлипнула.

- Что, сестрица? Боишься? - Сказал уродец, не прекращая оглаживать мою попку. - Думаешь - щекотать тебя почну, а? - Он довольно рассмеялся. - А может, и почну… Это смотря, как себя поведёшь… - Карла одним пальцем пощекотал мою пяточку. Я дёрнулась и часто задышала. - Чего? Пощекотать тебя? Так, чтобы дух захватило?

- Не надо! - Пискнула я.

- Не надо… Ишь какова! А что мне с того будет, а? Да, не боись! Не хошь - не нать! Человек-то я незлобливый… Однаткось, люблю, чтоб за добро мне - добром платили… И мне, и брату моему меньшому!

Похоже, шпарить по Писанию карлик считал нужным только в присутствии своей паствы. Со мной, видимо, можно было поболтать и запросто. Он перевёрнул меня на другой бок, просунул обе руки между ног и принялся месить бёдра.

- Щекотаться-то я горазд… Люблю это дело… И братия вся наша тому рада, что жинок щекочем, Господа радуем! Ну да пощекотать тя мы ышо успем! А есть брат у мя меньшой. Так от - мало, понимашь, ему, что жинка хохочет-заливается, ему хотца, чтоб и она его ублажила! Неразумный он у мя… Дикой!

Карлик забрался в гамак, оседлал мои чресла и забрался руками под рубашку, ощупывая мою грудь.

- Звать его, брата мово - Исав! Человек он, брат мой, космАтой! Не то я, - карлик огладил лысину, - человек гладкОй.

Карлик передвинулся ближе, усевшись мне на грудь, и внезапно выхватил из-под рясы свою восставшую Погремушку. Хотя нет. Не Погремушку. Нечто, слишком внушительное, чтобы называться Погремушкой, но и не настолько величественное, чтобы именоваться Маршальским Жезлом. Я называю такие штуки - Колотушками. Так вот, карлик выхватил Колотушку.

- Вот он - брат мой Исав! Узри брата, сестрица, ведь и тебе он брат как мне! - Похоже, у карлика была собственная классификация Этих Штук, основанная, вероятно, на его любимом Ветхом Завете. Должно быть, Погремушки у него зовутся Давидами, а Маршальские Жезлы - Голиафами.

- Что, сестрица, уважишь брата свово? Не хошь?! А ну как - щекотать тебя почну?! - Порочное создание немедленно привело свою угрозу в действие, всеми пальцами вторгшись в мои беззащитные подмышки. Я взвыла от хохота.

- Давай, сестрица! - Приговаривал беспощадный истязатель. - Смейся громче! Братию пробудишь - враз сюда сбегётся! Вот уж повеселишься!

- Пожалуйста! - Простонала я. - Хватит! Я согласна! Только не зовите никого!

- Вот то-то! - Карлик прервал щекотливую пытку. - Давай, жинка… Брату моему ужо невтерпёж!

Колотушка беззастенчиво тыкалась в мои губы. Я отвернулась и спросила:

- Любезный брат мой… А вы его вообще моете?

- Брат мой Исав воды не любит. - Отвечал преподобный. - Да и я не больно жалую. Сие от Лукавого всё. Умащаю его постным маслом, воды же брат мой не касается.

- А нельзя как-нибудь… уговорить… нашего с вами брата… коснутся воды… Я обещаю - нам всем будет намного лучше!

- А ты, сестрица, не умничай. Ты - соси. Соси Исава…

Мерзкая штуковина снова ткнулась в моё лицо… Чёрт! Как не хочется-то! Не успела я додумать эту мысль, как на палубе грохнул выстрел и сразу следом - ещё один. Кто-то закричал… Ничего себе… Вот кому, оказывается, молиться-то надо было! Стоило мне только вспомнить о Чёрте, как он уже откликнулся и, кажется, даже организовал спасательную операцию! Всё! Пора переходить в сатанистки!

Карлик скатился с меня и заметался по каюте. Наконец, он нашёл, что искал - огромный, висящий на стене, мушкет. Уродец вскочил на сундук, сорвал со стены оружие и с криком "Демоны! Демоны!", бросился к двери, которая очень своевременно распахнулась и со страшной силой врезалась ему в переносицу. Преподобный карлУшка улетел к стене, треснулся об неё затылком и рухнул на пол. Похоже, из игры он выбыл надолго.

В комнату ворвался Рошфор с кортиком в правой руке и дымящимся пистолетом -в левой. Красавец!

- Миледи! Вы в порядке? - Воскликнул он, бросившись ко мне.

- Бывало и хуже! - Жизнерадостно ответила я.

- Если бы мы могли успеть раньше... - Начал он.

- Рошфорчик! - Прервала я его монолог, зная, что это может затянуться. - Начинайте уже меня развязывать, а заодно всё и расскажете.

- Простите, миледи. Конечно.

Осторожно орудуя кортиком, Рошфор принялся меня освобождать. И при этом трещал как балаболка. "Наверное, это у него нервное." - Подумала я. -Переволновался, что тут поделаешь? Но я не буду судить его слишком строго. Всё-таки из-за меня волновался!"

- Мы шли по Вашим следам, не останавливаясь ни перед чем! - Патетически вещал Рошфор, расшвыривая остатки верёвок. - Но тут после убийства Бекингема такое творилось!

- Так Бекингем мёртв?! - Воскликнула я.

- Да, миледи. Заколот фанатиком. Нас опередили.

Я не смогла сдержать самодовольную улыбку. Всё-таки умею кое-что! Фельтона только жалко… Такой массажист погиб!

- Бедный Бекингем! - Продолжил граф. - Надо же было умудриться настроить против себя пол-Европы! Говорят, перед тем, как потерять сознание, герцог, принимая окруживших его слуг за новых убийц, закричал: "В очередь, сукины дети! В очередь!" Последние слова, достойные великого человека. Это честь для нас - иметь таких врагов.

"Да." - Подумала я, немного погрустнев. - "С чувством юмора у милорда всё было в порядке. Да и со всем остальным… э-э-э… в общем и целом - тоже. Блестящий был мужчина! Вот только эта его привычка в самый ответственный момент звать меня Анной... Мне нравятся ироничные мужчины, но всему же есть предел!"

- Впрочем, что ни делает Господь - всё к лучшему. - Заключил Рошфор. - Но, Боже мой! Миледи! Как же вы? Что эти безумцы с вами сделали? - Взгляд Рошфора обвёл гамак, валяющиеся всюду обрывки верёвок и остановился на моём скромном наряде, состоящем из коротенькой полуразорваной рубашки, которой я на протяжении всей беседы тщетно пыталась хоть что-то прикрыть.

- Щекотали часов шесть. А так - ничего. - Лаконично ответила я.

- Какой кошмар... - Сказал Рошфор.

- Я бы сказала так: кошмар-кошмар-кошмар-кошмар!

- Как вы это перенесли?!

- С римской стойкостью и христианским терпением. - Ответила я со всем возможным сарказмом. - А вы как думаете?! Визжала и хохотала как десять тысяч чертей - вот как перенесла! Впрочем, первые полчаса были не так уж плохи. Я даже испытала некое утончённое удовольствие. Но потом утончённости стало слишком много. А под конец я согласилась бы украсить лилиями и второе своё плечо, если бы это убедило их остановиться. Но как раз в этот момент появились вы, милый Рошфор. Ну, что же вы нахмурились? Ах, вы даже теребите свой левый ус! Мне ли не знать, что это значит! Рошфор! Не ревнуйте! Вы для меня - единственный в своём роде!

И в эту минуту я почувствовала, до чего устала. От всех этих изысков, утончённостей, религиозных тонкостей, кружевных воротничков, архитектуры в стиле барокко и разговоров с двойным дном. И насколько срочно мне нужно от всего этого отдохнуть. Прямо здесь - даже хоть на этом чёртовом гамаке. Или вон на том сундуке… Сундук даже лучше подойдёт! Я перевела взгляд с сундука на Рошфора. Он уже всё понял и как раз избавлялся от кружевного воротничка. Я бросилась на подмогу. Рошфоровы запонки поскакали по полу. В дверь сунулся кто-то из его головорезов, мельком глянул и деликатно удалился, волоча за ноги жертву открытых дверей. Вот и правильно. Хватит на сегодня сумасшедших карликов.

* * *

- Рошфор! Сколько отсюда до Лилля?

- Ну, это смотря по какой дороге...

- По прямой?

- Миль двадцать...

- А до Турне? Это мой родной город. Ужасная дыра!

- По прямой? Тридцать... Может быть, тридцать пять.

- Фландрия... - Задумчиво сказала я. - Здесь всё начиналось... Не думала, что когда-нибудь вернусь в эти места...

- Босоногое детство? - Улыбнулся Рошфор.

- Угу... До сих пор кошмары снятся. Но, кажется, мы подъезжаем? - Я выглянула в окно кареты. - Вон там какие-то стены...

- Да. Это здесь. - Сказал Рошфор, глянув из-за моей спины. - Итак, миледи. Как мы уже говорили, вы должны на какое-то время исчезнуть. Да вам и самой не помешает отдых. После всего, что вы пережили...

- Рошфор! Прекратите! Ничего особенного со мной не произошло!

- Как вам будет угодно, миледи. - Рошфор помолчал. - Этот монастырь идеально подходит для наших целей. Аббатиса предана монсеньёру и не раз оказывала нам подобные услуги. Отец Жозеф ждёт отчёта, так что вам будет, чем заняться.

- Этот бюрократ Жозеф... - Я закатила глазки.

- ...пользуется полной поддержкой Его Высокопреосвещенства. - Подхватил Рошфор. - Хочется нам этого или нет, но писанина - необходимая часть нашей работы и...

- Рошфор! Избавьте меня от своего занудства! Кажется, мы уже приехали?

Карета остановилась. Я открыла дверцу.

- Ну всё... Передайте монсеньёру реверанс от моего имени…

Я оглянулась. Рошфор выглядел таким печальным, усталым, постаревшим, что всё моё раздражение куда-то улетучилось. Я вернулась в карету и чмокнула его в щёчку.

- Рошфор... Не дуйтесь... Вы мой герой!

Я улыбнулась и лёгко спрыгнула на землю. На полпути к открытым воротам, где уже стояла, встречая меня, аббатиса, я оглянулась. Карета не трогалась с места, а Рошфор, приподняв занавеску, смотрел мне вслед. Он что - по дороге не насмотрелся? Ведь часов восемь вместе тряслись, от самого Кале. Зачем он вообще со мной поехал? Мог бы сразу по прибытии, в порту, провести инструктаж и отправляться в Париж. Монсеньёр ждать не любит! Нет! Потащился со мной, молчал почти всю дорогу... Даже не приставал. Я пожала плечами и пошла дальше. У самых ворот я снова обернулась - карета стояла там же. Как это вообще возможно - при такой работе оставаться таким сентиментальным? Я вздохнула и, больше не оглядываясь, вступила под своды Бетюнского монастыря.

БеррИ – историческая область в центральной Франции, вокруг города Бурж.