Когда кровообращение в моих затёкших руках, наконец, восстановилось, я взяла со столика у кровати лежащий там атласный халатик и набросила на себя. Не то, чтобы я стеснялась оставаться голой при служанке, но одетой чувствовала себя увереннее. Кэти со всем усердием нежила мои ножки. Я продолжила дознание.
- А уходя от меня, он вас, конечно, развязал, не так ли?
- М-м-м… Да-а-а…
- Интересно, зачем? Чтобы вы успели переполошить охрану? Снарядить погоню? Кстати, почему вы этого не сделали?
- Я боялась! И потом - я же сразу бросилась к вам!
- Это неправда, Кэти. Вы довольно долго ко мне собирались. Интересно, что вас так задержало? Быть может, нежное прощание с вашим гасконским дружком?
- Миледи! Клянусь! Я говорю правду! Он… не сразу меня развязал…
- И что же он делал? Решил всё-таки на прощание пощекотать ваши пятки?
Кэти покраснела.
- Нет… Он занялся со мной кое-чем другим… Более естественным…
Вот ведь ненасытная гасконская скотина! - Подумала я.
- Ну, хорошо, Кэти. Всё это более-менее правдоподобно. Но ведь я должна быть уверена - вы же понимаете?
- Не понимаю… - Она побледнела. - В чём вы хотите быть уверены?
- В том, что вы ничего от меня не скрываете!
- Миледи! Я клянусь! Хотите, я принесу Библию?
- Оставьте вашу Библию при себе! Есть и другие способы узнать правду. - Я взяла злополучный шнурок от балдахина. - Подойдите ко мне, Кэти.
- Нет, миледи! Прошу вас!
- Милое дитя, не испытывайте моё терпение. Вы прекрасно знаете, что будет, если вы вздумаете упорствовать. Не правда ли?
Заливаясь слезами, Кэти кивнула.
- Да, миледи! Вы позовёте лакея Жака и конюха Роже!
- Правильно, милочка! И дело быстро примет иной, худший для Вас, оборот. Вы уже имели случай познакомиться с тем, как славно Роже умеет обращаться с вожжами, не так ли? Ещё бы! Такое не скоро забудешь! Так что давайте решим наше маленькое недоразумение в своём, женском кругу. Присядьте сюда - спиной к этому столбику…
Я подняла её руки над головой, скрестила за столбиком, поддерживающим балдахин кровати, и крепко связала шнурком. Затем расшнуровала ей корсет и запустила свои шаловливые ручки погулять у неё под платьем. Ах! Ну, по крайней мере в этом Кэти меня не обманула - её щекотливость превзошла самые смелые мои ожидания! Даже легчайшие прикосновения к её коже повергали бедное дитя в настоящую истерику! Ну, а я легчайшими прикосновениями, конечно, не ограничилась. А как восхитительно билась она в моих руках, когда мои пальчики пробрались к ней подмышки! У меня даже голова закружилась от удовольствия!
- Кэти, дорогая, не верещите так. Ведь нас может услышать конюх Роже! А вдруг в щекотке он окажется так же хорош, как в порке по попке?
Но бедняжка ничего не могла с собой поделать - с этим водопадом льющихся из неё звуков. Моя рука приподняла ей юбку, юркнула меж пухленьких бёдер и принялась щекотать их нежные поверхности. Другая рука, оставаясь под платьем, продолжала неторопливо массировать Кэтины рёбрышки. В следующий раз надо будет её раздеть. Ощущение полной, безраздельной власти над телом и душой моей бедной Кэти наполняло меня ярчайшими переживаниями, в сравнении с которыми меркнет любой секс. А главное - я чувствовала, как возвращается ко мне уверенность в своих силах, пошатнувшаяся от того, как обошёлся со мной проклятый гасконец!
С большим трудом я заставила себя остановиться - Кэти дошла до предела того, что ей дано было вынести. С таким сокровищем нужно обходиться бережно - а то сбежит от меня, как от своих рейтаров! Я и прежде её ценила - при всех своих недостатках, в разминании моих ножек и спинки Кэти не знает себе равных, в её нежных ручках я просто таю как кусочек сливочного масла! А тут выясняется, что с ней ещё можно вот так восхитительно забавляться! Главное теперь - не переусердствовать!
- Ну так что, Кэти? - Я ласково убрала растрепавшиеся волосы с её мордашки. - Вы ничего не вспомнили? Ничего не хотите мне больше рассказать?
- Миледи… - Простонала она. - Клянусь, я рассказала всё! Умоляю, не щекочите больше…
И ведь я ей чуть не поверила! Но тут я как раз вспомнила, что она говорила про свои ноги - про то, что они ещё щекотливее, чем всё остальное. ЕЩЁ щекотливее?! Я взглянула на Кэти. Она выглядела такой измученной и несчастной, что даже у меня выступили слёзы на глазах. Но любопытство было сильнее!
Я взгромоздила её ноги на кровать, прилегла на них, чтобы как следует прижать, стащила со своей пленницы мягкие домашние туфельки и забегала по обеим её подошвам всеми пальцами сразу. Чего церемониться-то? Ого-го! Вот так да! Вот, оказывается, как бывает щекотно! За моей спиной происходило маленькое светопреставление. Смех, слёзы, визг, писк, вдохи, выдохи, мольбы о пощаде и воинственные кличи Орлеанской Девственницы - всё смешалось в одном буйно-помешанном Мерлезонском Балете. Ещё там бились головой о столбик, к которому были привязаны, вызвав у меня серьёзное беспокойство за судьбу моего балдахина. В следующий раз привяжу её к чему-нибудь покрепче. Всё это было так увлекательно, что я не сразу заметила, как Кэти пытается вплести в свою симфонию какие-то осмысленные звуки.
- Я вспо… Вспомнила! Миледи! Имя! Я вспомнила имя!
Я приостановилась.
- Дитя моё, вы что-то хотели сказать?
- Миледи! Умоляю вас - не трогайте больше мои ноги! Я всё расскажу!
- Так значит вы всё-таки что-то скрывали! - Я угрожающе поднесла пальцы к её ногам.
- Нет! Нет! Я только что об этом вспомнила! Клянусь святой Катериной!
- Хорошо. И о чём же вы вспомнили?
- Он назвал мне своё имя!
- Кто? Де Вард?
- Нет, миледи. Этой ночью я тоже назвала его так. Я сказала: "Господин граф де Вард, умоляю - не щекочите меня больше!" А он расхохотался, словно сам дьявол, и сказал: "Господин граф де Вард кормит рыб в Па-де-Кале!" Тогда я спросила: "Но кто же вы?" А он ответил: "Моё имя тебе ничего не скажет! Но это только до поры, до времени! Скоро моё имя загремит на весь Париж! А там - и на весь свет!" Вот какой самоуверенный!
- Ну… Что же вы молчите, Кэти? Он назвал вам своё настоящее имя? - Спросила я с УЖАСНЫМ интересом.
- Как-то на "Д"… Дальше я не помню…
- Ах, на "Д"… Кэти! Вы так мне помогли! Зная, что его зовут как-то на "Д", я с легкостью найду этого негодяя. О! Теперь он от меня не уйдёт! - Я развернулась к её ногам и просто впилась в них всеми пальцами!
- Госпожа! Сжальтесь! Я вспомнила! Вспомнила! Вспомнила! Вспомнила!
Какое-то время ещё поистязав Кэти, я оставила её ножки в покое и снова обернулась.
- Я слушаю вас, милое дитя…
- Как-то… Датраньян…Датнарьян…
- Так Датраньян или Датнарьян? - Неторопливый, словно земледелец, идущий за плугом, мой палец провёл бороздку по её подошве.
- Иииииих!!! Дартаньян! Дартаньян, сударыня! Я вспомнила! Он так и говорил: Париж, мол, ещё узнает Дартаньяна!
- Значит, д'Артаньян… Вы совершенно в этом уверены?
- Да, госпожа! Да! Не надо больше!
- Ну что ж, Кэти. Мы славно потрудились. Столько всего вспомнили! Думаю, вы заслужили небольшой - как там говорили ваши рейтары? Зихер-холен? А потом мы с вами ещё самую чуточку позабавимся. Мне так понравилось, как вы верещите! - Я схватила одну из измочаленных наволочек - чёрт с ней, всё равно испорчена - и, не слушая, как бедная Кэти возносит молитвы то ли мне, то ли Святой Катерине, стала связывать ей ножки. Ничего. Потерпит. Святой Катерине и не такое вытерпеть пришлось.
* * *
Когда я докладывала обо всём этом Монсеньёру (естественно, без излишних подробностей), он смотрел так, словно вот сейчас кликнет гвардейцев, велит разложить меня - прямо тут, на коврике у камина - и выдрать как жакопову козу.
Признаться, когда он вот так смотрит - во мне всё замирает - и не только от страха. Какой всё-таки мужчина! Такие, как он, рождаются раз в столетие, чтобы повергать, созидать, вызывать восхищение и ненависть - чтобы творить историю. Такой слабой и впечатлительной женщине, как я, трудно не испытывать волнения, оказавшись перед столь выдающимся лицом.
|
Должно быть, Монсеньёр почувствовал мой трепет, и морщинки на его суровом челе разгладились. Он всегда так - даже не ругает, только глянет грозно, а потом смягчится и скажет, что нужно делать - как исправить всё, что я натворила. Он всегда что-нибудь придумает, когда остальным кажется, что всё уже пропало! Вот какой человек Его Высокопреосвященство! И ко мне он всегда снисходителен - понимает, какая я слабая и бестолковая, и как стараюсь, чтобы его не подвести!
И что же? Я опять всё испортила! Дней через пять, может быть - семь, флот Бекингема выйдет из Портсмута и двинется к Ла-Рошели. В прошлый раз, правда, Его Высокопреосвященство надрал им задницу так, что мало не показалось. Но в этот раз они учли свои ошибки - и подготовились намного лучше! Я вспомнила, как считала контуры линейных кораблей в портсмутской гавани, а они всё никак не кончались!
Примечания.
Мерлезонский балет – балет в 16 актах, написанный и поставленный королём Людовиком XIII в 1635 году при участии всей придворной верхушки. Король исполнял в постановке роль «торговки приманками».
Па-де-Кале (то же самое – Дуврский канал) – самое узкое место Ла-Манша, пролива между Британией и континентальной Европой.
Святая Екатерина Александрийская (287-305) – христианская великомученица. По приказу римского императора Максимина была бита воловьими жилами, а после неудачной попытки измельчить мученицу в гигантской мясорубке (конструкция была разрушена кстати пролетавшими мимо ангелами) – обезглавлена, причём вместо крови из шеи святой хлынуло молоко. Впрочем, на иллюстрации к этой главе по ошибке изображена Святая Маргарита , которую пытают огнём какие-то язычники.
Ла-Рошель – город на западе Франции, на берегу Бискайского залива. В эпоху Реформации стал одним из центров протестантизма. В 1598 году Нантский эдикт Генриха IV ввёл равноправие католиков и гугенотов и передал под контроль последних, в качестве гарантии, ряд крепостей (которые уже находились под их фактическим контролем), в том числе - Ла-Рошель. При Людовике XIII отношения католиков и гугенотов вновь обострились из-за попыток правительства вернуть церкви земли, захваченные в своё время гугенотами. Попытка пересмотра итогов гражданской войны, закреплённых Нантским эдиктом, вызвала возмущение протестантского меньшинства, вылившееся в 1625 году в восстание, центром которого стала Ла-Рошель, и осаду Ла-Рошели королевскими войсками под фактическим командованием Ришелье в 1627-28. Эти события вызвали войну между Францией и Англией, которая оказала осаждённой Ла-Рошели энергичную поддержку. Несмотря на английскую помощь, в октябре 1628-го город капитулировал. Французские протестанты лишились права самоуправления (в том числе – права владеть крепостями), но сохранили свободу вероисповедания, которую они потеряли уже при Людовике XIV, в 1685 году, что привело к массовой эмиграции протестантов из Франции в Англию, Голландию и американские колонии.
«…Его Высокопреосвященство надрал им задницу …» - имеются в виду попытки английского флота прорвать знаменитую дамбу, построенную по приказу Ришелье и перекрывшую подступы к Ла-Рошели с моря. Первая атака была отражёна французской артиллерией с большими потерями для атакующих. Вторая атака, также неудачная, состоялась несколько месяцев спустя, уже после описываемых событий.
(продолжение следует) ->
|
