F/M

Жанр: Тематический бред по мотивам передачи "Прожекторперисхилтон", собственных сновидений и клипов с Абьюза))))))

…Это произошло в сентябре, примерно через два месяца после незабываемой сессии с Иваном Ургантом. Он не звонил, хотя спрашивал разрешения, но я не сердилась: у человека своя жизнь, не менее насыщенная, чем у меня, найдет время - думаю, не упустит шанса повторить встречу. Я сама не забыла, разумеется, ни одной секунды того вечера, но эйфория давно уже прошла - осталось просто теплое хорошее воспоминание…
- Алия, телефон!
- Слышу! - еще бы я "Ensiferum" не услышала. - Если подашь, будешь вообще умничка!
Я взяла телефон у своего монстрика из-под кровати. (Монстрика зовут Настя, и она действительно живет под моей кроватью). Номер на экране был незнакомый.
- Кто это меня хочет на ночь глядя?
- Не знаю. Трубку возьми, он задолбал орать!
- Все, цыц… Алло?
- Добрый вечер, Алия, - поздоровался мужской голос в трубке.
- Добрый… Простите, кто это? - уже заканчивая фразу, я запоздало поняла, ЧЕЙ голос слышу.
- Меня зовут Гарик Мартиросян. Наверно, вы меня знаете?
Знаю ли я его?! Он издевается?! Да я же "Камеди Клаб" из-за него только и смотрю! Сколько старых игр КВН пересмотрела из-за него! Про "Прожекторперисхилтон" вообще молчу.
- Одну минуту! - мне удалось сохранить невозмутимое выражение лица. - Подождите, пожалуйста, я выйду в коридоооооор!!!
- Господи, что там с вами?!
- Ничего… Не обращайте внимания, просто неудачно спустилась со второго яруса кровати.
- Я вас разбудил? Извините, бога ради!
- Да вы что, какой сон у студентов до полуночи? На кровати можно не только спать. Вообще, так сказать, полжизни под потолком. Ладно, - я заняла позицию на ступеньках лестницы. - Я вас слушаю. - Я уже догадывалась о причине звонка.
- Мне ваш телефон дал Ваня Ургант. Думаю, вы знаете, по какому поводу…
…Через два дня (как их прожила, не представляю!) я пришла на место встречи, которое, как выяснилось, можно изменить: Мартиросян выбрал другой отель (могу предположить, что с еще более молчаливым персоналом).
Войдя в номер, я оценила обстановку: есть кровать, но есть еще и уютный такой диванчик, с которого навстречу мне поднялся Мартиросян. Среднего роста (но выше моего метра семидесяти с каблуками), крепкий, одет в темные джинсы и красную водолазку (любит человек яркие цвета), пиджак уже висит на стуле по соседству. На приятном круглом лице - легкая улыбка, черные глаза под изломанными бровями прикрывают затемненные очки. Протягивая ему руку, я про себя отметила, что в жизни седина на его голове заметнее, чем на экране; но если не закрывать глаза на подобные мелочи - так лучше вообще не жить, решила я!
- Приветствую, - Гарик коснулся губами моей руки. - Вам привет от Вани.
- Спасибо. Кстати, Иван обращался ко мне на "ты".
- Да, так будет удобнее. Ну что ж, - он широким жестом указал на диван, - прошу!
Диван, так диван. Тем более, что от бондажа он отказался, так что мне без разницы, где его защекотать. Хоть в ванне.
- У меня к вам будет небольшая просьба: если вы не против, и у вас есть время, можно мне после сессии на вас потренироваться - пропальпировать живот, перкуссию легких сделать и так далее?
- Без проблем. Пропедевтика? - понимающе улыбнулся бывший врач, которому это слово переводить не нужно. Да, даже через столько лет такое не забыть!
- Зачет по мануальным навыкам, завтра, - кивнула я, раскладывая возле себя проверенные инструменты. - Вы своим звонком меня застали, как раз когда я срезала ногти на правой руке, поэтому сегодня буду работать больше левой. Так, с чего вы хотите начать (это я уже про сессию)?
- Честно? Не знаю, - пожал плечами Мартиросян. - Я вообще очень сильно боюсь щекотки, но целенаправленно ради этого встречаться как-то не приходилось.
- Ну, хорошо. - Я вспомнила американские клипы и, передвинувшись на противоположный край дивана, похлопала себя по коленям: - Тогда давайте сюда ваши ноги, пациент. Нет-нет! - добавила я, когда он наклонился, чтобы разуться. - Я все сделаю сама.
- Хорошо, доктор, - Гарик принял мою "игру".
- Не промочили под дождем, нет? - Я расшнуровала его ботинки и сняла их. - Но все равно требуется разогревающий массаж, иначе можете заболеть.
Эх, не подумала - халат надо было взять с собой! А то зря только серьезное выражение на лице держу. А это нелегко, между прочим! Взглянув на Мартиросяна, я заметила, что уголки губ и у него подрагивают от сдерживаемого смеха. "Ничего, ты у меня еще не так посмеешься…"
Сняв с него носки, я обнаружила довольно крупные ступни - красивые и ухоженные, но на женские ни в коем случае не похожи. Я для пробы провела кончиками пальцев по сводам, сверху вниз. Ноги тут же дернулись прочь с моих колен. Я вернула их и, придерживая правой рукой, совсем легонько пощекотала левой; Мартиросян рассмеялся в голос и вырвал ноги из моих рук.
- Нет, больной, так дело не пойдет! - "строго" заметила я, поглядев на него поверх очков.
- Ну извини, я правда не специально это делаю. Сказал же - щекотки до смерти боюсь, так что дергаюсь непроизвольно.
Да понимаю, понимаю… Я придумала, как решить проблему. Чуть приподнявшись и повернувшись боком (удалось даже сделать это изящно), я высвободила свою левую ногу и закинула ее на правую, несильно сжав его лодыжки своими бедрами. Получилось не совсем прилично (хорошо еще, что не в юбке пришла), но надежно. Я вопросительно посмотрела на Гарика: черные глаза озорно блеснули, правая бровь приподнялась, как бы побуждая меня к действию.
Для разогрева, чтобы пациент немного свыкся с тем, что ему предстоит, я начала медленно водить одним пальцем каждой руки по подошвам. Не прекращая этого занятия, взглянула на Гарика: вот, уже глаза стали узкими, улыбка во все лицо - выражение, знакомое по "Камеди" и "Прожектору". Он тихо смеялся, а ведь я практически ничего не делала; да, такая чувствительность - просто подарок! Продолжая гладить правую ступню, я неожиданно всеми пятью пальцами быстро пощекотала левую. Мартиросян резко расхохотался, уткнувшись лицом в спинку дивана.
- Стоп! Одну секунду. - Он снял очки и протянул их мне. - Положи на тумбочку, пожалуйста.
- Это правильно. - Прежде чем отложить очки, я повертела их в руке. - Кстати, а можно нескромный вопрос: они для зрения или для имиджа?
- Первое, - усмехнулся он.
- Ясно. Ну что ж, смех продлевает жизнь, значит - положительно влияет на весь организм, а это значит - и на глаза повлияет.
- Интересная гипотеза, доктор. Предлагаете ее проверить?
- Именно. А заодно проверим ваш подошвенный рефлекс, - важно кивнула я и теперь уже всерьез накинулась на его пятки.
Теперь ступни не дергались, несмотря на то, что их обладатель на другом конце дивана заходился хохотом, вцепившись пальцами в подлокотник и спинку дивана. Однако, к чести Мартиросяна, должна признать, что при своей необыкновенной боязни щекотки он прилагал все усилия к тому, чтобы держать ноги без движения. В благодарность за это я делала частые остановки, во время которых гладила его подошвы ладонями. Последнее, правда, делалось больше в моих интересах: после таких успокаивающих "процедур" ощущения затем становились сильнее.
Постепенно (каюсь…) я стала забывать вовремя остановиться - слишком сильно увлеклась, бывает. Склонившись поближе к стопам Гарика, пальцами правой руки сосредоточенно обрабатывала серединки ступней, а ногтями левой царапала тыльную сторону стоп, не обращая внимания на истерику слева от себя. Несчастный армянин уже с полминуты бил ладонью по подлокотнику, как поверженный дзюдоист на ринге.
- Хватит, пожалуйста!
Я сделала паузу (жаль, ни "Твикса", ни "Кит-Ката" нету, скушать нечего…). Гарик, переводя дыхание, смахнул выступившие на глазах слезы и отвернул воротник водолазки. Что-то и мне жарковато, но снять блузку - не вариант.
- Как вы себя чувствуете, пациент?
- Потрясающе! Лет пять жизни уже точно прибавилось. А вот близорукость моя пока без изменений.
- Ну так вы же еще не прошли полный курс лечения. Да и с подошвенным рефлексом пока не все ясно, возможно, из-за дефекта рук у врача. (Реально без ногтей себя калекой чувствую!). - Я взяла перо. - Здесь требуется инструментальное исследование.
- А нельзя в карте записать: "От лечения отказался"? - осторожно предложил Мартиросян.
- Ни в коем случае! - покачала я головой (только не заржать, только не заржать…). - Со здоровьем не шутят - как медик медику вам говорю!
С этими словами я приступила к "обследованию". Ничего сложного тут с таким "подошвенным рефлексом" не было - поводила пером вверх-вниз, потом прибавила скорости (этакий "метод веника"). Гарик закрыл лицо руками, стараясь приглушить неистовый хохот (надеюсь, звукоизоляция в гостинице хорошая); он больше не мог сдерживаться, и стопы с удвоенной силой стали вырываться из моего "захвата". Я уперлась ногой в край дивана, удерживая их и одновременно занимаясь чистописанием. Пришлось постараться, чтобы печатными буквами нацарапать на левой пятке "Мартиросян", а на правой прописью "Прожекторперисхилтон". Эти мои упражнения сопровождались стонами сквозь смех и не очень связными мольбами прекратить, а ступни извивались так, что будь перо в чернилах - на коже остались бы кардиограммы, от которых застрелился бы весь Минздрав.
Окончив тренировать свой, мягко говоря, не идеальный почерк, я дала пациенту отдохнуть. Погладила его ступни, даже подула на них… и только потом взялась за щетку! Помнится, Ваня Ургант просто умолял меня не дотрагиваться ей до его пяток. Посмотрим, как его коллега отреагирует.
Черные глаза Гарика заметно расширились, когда я взяла инструмент в руки, но протестовать вслух он не стал. "Молчание - знак согласия!" - решила я и несильно провела щеткой сверху вниз по правой ступне. Раздался взрыв смеха, и нога резко рванулась прочь, утягивая меня за собой. Укоризненно поцокав языком, я вернула ноги пациента в исходное положение и резче провела щетиной поперек обеих ступней, в аккурат по центрам… На этот раз ноги дернулись так, что я не удержала равновесие и ткнулась носом в его колени. Поправив очки, я поднялась и встретилась взглядом с Гариком.
- Прости, пожалуйста! Сильно ушиблась?
- Нет, не ушиблась. - От греха подальше я отложила щетку. - Что ж, пациент, с подошвенным рефлексом у вас полный порядок. Теперь проверим коленный.
Для проверки коленного рефлекса я изменила позицию: вместо того, чтобы сжимать его лодыжки бедрами, просто оседлала их. Глаза Мартиросяна лукаво блеснули.
- Позволю себе заметить, доктор, что вы что-то путаете: коленный рефлекс несколько иначе проверяют - как невропатолог вам говорю!
- Уважаемый, - в тон ему ответила я, - вы, простите, сколько лет уже как променяли Гиппократа на Пашу Волю? Много чего поменялось в медицине - как молодое поколение вам говорю!
За спор с врачом следовало отомстить, что я и сделала при помощи собственных рук. Джинсовая ткань могла бы послужить защитой, но не послужила, судя по сдавленному смеху Гарика, который раздался сразу же, как только я принялась двумя пальцами хватать его за коленные чашечки. Проникновение пальцев в подколенные ямки ожидаемого результата не дало - в данном случае джинсы справились с задачей.
Наигравшись с его коленками, я снова произвела смену дислокации. Усевшись рядом с ним на краю дивана, аккуратно приподняла край водолазки, приоткрыв живот чуть выше пупка. Кстати говоря, неплохо бы водолазку совсем снять, но это успеется. Пока я удовлетворилась видом трогательно, как бы случайно, обнаженного пузика. Облизнув внезапно пересохшие губы, я погладила кожу возле пупка кончиками ногтей; живот тут же втянулся, Гарик рассмеялся, зажмурив глаза. Прекрасно! Я пощекотала сильнее, двумя руками; он выгнулся дугой и, запрокинув голову, расхохотался громче и выше. Не выдержав, я стала щекотать его по всему торсу, быстро перемещаясь от живота к подмышкам, которые тщательно оборонялись прижатыми к бокам локтями. В таком щекотании сквозь одежду есть своя прелесть, хотя меня и тянуло к большему. Гарик извивался, уходя от моих рук, так что получилось некоторое подобие борьбы.
- Как вы активно сопротивляетесь, пациент! - между делом заметила я, стараясь проникнуть пальцами поглубже в его подмышки. - Неужели надо прибегнуть к принудительному лечению?
- Стоп, стоп, стоп! - он поднял руки, чем я не преминула воспользоваться, дорвавшись до открывшихся подмышек. - Ахаха… Я сдаюсь, сдаюсь!
Раз человек сдается, надо проявить к нему немного снисхождения, решила я. Причем ключевое слово здесь - "немного".
- Ну что? - Мартиросян посмотрел на меня, одергивая водолазку. - Мне снять это и переместиться на кровать?
- Превосходная идея! - поаплодировала я и встала, чтобы перекатить тумбочку с перьями к кровати.
Гарик стянул водолазку, которая, надо сказать, уже резала мне глаза. Я окинула его взглядом, привычно отмечая: телосложение правильное, конституция - ближе к гиперстенической… Тьфу, блин! Заучилась девочка. Если изъясняться нормальным языком - вполне хорошая, плотная фигура зрелого мужчины, не занимающегося определенным спортом, но следящего за собой. Он, тем временем, уже лег на живот, подладив под голову небольшую подушку.
- Вы так хотите? Лицом вниз?
- Да, если ты не против, - ответил он, не уточняя причину.
Да что там, я и так поняла: животик свой, значит, хотите уберечь! Ну-ну… В качестве компенсации себе любимой я незаметно слазила в свою сумку и припрятала под покрывалом кое-что… но об этом чуть попозже.
Без зазрения совести оседлав Гарика Мартиросяна, я приступила к делу. Итак, "Концерт для армянина без оркестра". Увертюрой послужило тихое хихикание, вызываемое ногтями, царапающими шею; Гарик вертел головой, по-черепашьи втягивал ее в плечи и смеялся особенно звонко, стоило пощекотать за ушами. Проиграв таким образом увертюру, я дала "музыкальному инструменту" короткую передышку, в процессе которой разминала ему плечи. Потом перешла к основной части концерта.
Чтобы заставить Мартиросяна снова засмеяться, не пришлось прилагать усилий. Достаточно было погладить бока ногтями и кончиками пальцев "покалеченной" правой руки. Однако остановиться на этом я ни в коем случае не могла и потому принялась бегло проверять целостность его ребер. От этого все его тело напряглось, изо всех сил стараясь не шевельнуться, мышцы стали как каменные. Гарик хохотал, когда мои пальцы достигали нижних ребер - прятал лицо в подушку, чтобы как-то заглушить особо удачные переливы (вот зачем она ему понадобилась!). Именно из-за подушки я не сразу разобрала, что он просит остановиться.
Я отняла руки. Гарик медленно выдохнул, расслабляя мышцы. Я медленно провела несколько раз ладонями от плеч до поясницы, помогая восстановиться и не только. Мне вообще нравится этот стиль: защекотать - расслабить - потом опять довести до истерики - и снова расслабить - и так далее. Так интереснее и забавнее.
Только-только мой пациент (он же музыкальный инструмент) немного пришел в себя, как почувствовал пальцы, неторопливо "шагающие" по краям трицепсов вверх от локтей. Руки его тут же мелко задрожали, на коже выступили мурашки. Крепкие мускулы на плечах резко проступили, как только пальцы добрались до подмышек. По нашей договоренности, Мартиросян согласился их выбрить, оставив нетронутой грудь; теперь он, похоже, пожалел о данном согласии. Даже волосы не защитили бы его от щекотки, а так кожа была лишена даже этой мнимой защиты.
Не выдержав, рука пошла вниз, пытаясь закрыть уязвимое место. Я прижала его плечо правой рукой, ногтем левой очерчивая спираль в подмышке. По мере того, как ноготь приближался к центру, смех Гарика набирал высоту. Когда же, добравшись до середины и оставив все приемы "взятия измором", я начала просто щекотать его под мышками, периодически перебегая на бока, он окончательно потерял над собой контроль. Мне приходилось балансировать на бешено извивающемся теле, а маленькая подушка уже не в состоянии была заглушить хохот, верещание, стоны, заполнившие комнату. Как бедному моему пациенту удалась членораздельная фраза - ума не приложу:
- Пожа… ахахаххаххаах… ради бога… довольно!
Крик был настолько отчаянным, что я не убрала - отдернула руки от его боков.
- Вы как? Голова не кружится, в глазах не рябит?
- Нет… - с трудом покачал головой Гарик, жадно глотая воздух. - Все нормально… Просто слишком сильно… Я так долго не могу, надо отдохнуть…
Некоторое время я молча гладила его по мокрой спине. Постепенно тяжелое пыхтение сменилось ровным дыханием, ребра стали подниматься и опускаться спокойнее. Зря испугалась: действительно, он просто слишком боится щекотки, и надо просто знать меру и вовремя делать паузы (блин, опять хочу "Твикс"!). И тогда мы оба останемся довольны.
Достоверно убедившись, что Гарик отдохнул и готов (наверное…) к моим новым экспериментам, я задумчиво провела ногтями между лопаток. Он издал звук, как будто ему на спину высыпали горсть льда.
- Ай, щекотно! Но очень приятно.
- Так я и думала, - сказала я вполголоса.
- Что?
- То, что у человека с такой боязнью щекотки, что он даже прячет живот, спина не может оставаться нечувствительной. Я так и предполагала, когда вы улеглись, и не ошиблась.
- Не ошиблась… Что интересно, - он приподнял и чуть повернул голову, - этого я о себе до сих пор не знал. Когда на массаж хожу, это же не ощущается - там иногда молишься, чтоб ребра не сломали.
- Здесь вам это определенно не грозит: я вас могу только защекотать!
Я поскребла ему ногтями кожу между лопатками, пробежалась пальцами другой руки ниже вдоль позвоночника. Он приглушенно смеялся, ерзая по кровати - как бы пробуя просочиться сквозь нее (Гарик Гудини…). Поразвлекавшись таким образом, я несколько изменила тактику: кончиками пальцев гладила его спину, слегка, совсем медленно ими перебирая. От этой нежнейшей щекотки Мартиросян вскоре окончательно размяк, блаженно зажмурившись и изредка тихо хихикая, когда я переходила на бока. Продолжая одной рукой гладить его между лопатками и наблюдая за ним, я другой рукой дотянулась и достала то, что спрятала под покрывалом. Хоть мы и договаривались, что бондажа не будет, я на всякий случай прихватила верный эластичный бинт. И опять же не ошиблась.
Я мягко потянула Гарика за локти, побуждая вытянуть руки вдоль тела, затем осторожно нетуго связала запястья за спиной. Он не сопротивлялся и не сказал ни слова против, хотя наверняка понял, к чему я веду: мне позволили взять инициативу в свои цепкие ручки. Я несильно надавила ему на плечо, делая знак перевернуться на спину (своими силами мне такую тяжесть не повернуть); он послушно перевернулся, для удобства согнув руки в локтях, и посмотрел мне в глаза. Не переставая молча "гипнотизировать" его, я оперлась коленями на кровать и, чуть скрестив ноги, прижала ими его ноги повыше колен. Ладонью одной руки оперлась на его широкую грудь, а другой - плавным жестом достала из-за спины узкое маленькое перо и с улыбкой, достойной Джоконды, повертела его перед собой. Черные глаза Мартиросяна увеличились едва ли не в два раза, в них мелькнул неподдельный испуг. Он замотал головой, шепотом повторяя:
- Пощади! Я прошу… умоляю… не надо!
Не меняя выражения лица, я отрицательно покачала головой: пощады не будет. Я осмелела, я решила провести его за грань того, что он, по собственному мнению, может вытерпеть, чтобы он почувствовал все в полной мере… Олл инклюзив, так сказать!
Острый кончик пера пошел по срединной линии, отчего тут же проступили мышцы пресса. Гарик, откинув голову назад, беззвучно рассмеялся - на большее в первый момент просто не хватило сил. Зато уже в следующее мгновение, когда перо стало то "мести", то царапать пузо вдоль и поперек, грянул такой хохот, какого я в этот вечер еще не слышала! Да что там за вечер - ни над одной шуткой ни одного выпуска "Прожектора" и "Камеди" Гарик Мартиросян так не смеялся! Живот действительно был его слабым местом, даже легчайшие прикосновения перышка сводили его с ума. А уж когда это самое перышко погрузилось в пупок и стало там вертеться… Мой многострадальный пациент взвыл дурным голосом, едва не вывернув шею, вцепился зубами в подушку, и уже оттуда, сквозь зубы, я услышала что-то вроде:
- Нетнетнетнетнетнетнетнееееееееееееет!
- Так, теперь хватит. - Я убрала перо и, распуская слабо замотанный бинт, коснулась щеки Гарика: - Вы живы еще? Не обиделись, что я чуть больше себе позволила?
- Что ты! - освобожденный Мартиросян взял мою руку и на секунду прижал ее к губам. - Все просто великолепно! Что-то такое новое, даже не знаю, как лучше объяснить… Но спасибо!
- Воды попьете?
- Нет, пока не хочу. Ты посиди, я в душ, ополоснусь по-быстрому.
- Лучше вы полежите, - я не дала ему подняться, - а я полотенце намочу и вас оботру. (Вспомнила опыт с Ургантом)
Я промокнула ему лицо, обтерла шею, грудь и живот. После этого он сел, подставляя спину под полотенце. Вытирая ему спину, я придвинулась к нему почти вплотную, и тут… Не знаю - вот Гиппократом клянусь! - не знаю, что на меня в тот момент нашло. Стремительно и плавно подавшись вперед, я закрыла глаза и поцеловала его в губы - в углу рта, у самой щеки. Он не ответил на поцелуй (слава богу!) и не оттолкнул меня - вообще не шевельнулся… Это длилось не более секунды, я моментально очнулась; отстранившись, открыла глаза и взглянула на Гарика: изломанные брови поползли вверх, на лице застыло выражение спокойного беззлобного удивления, но не растерянности.
- Что это было? - спросил он.
- Без понятия. - Я сняла очки и, крепко зажмурившись, потрясла головой. - Гарик, извините. Правда. Я не знаю, какого черта я сейчас это сделала, потому что не хотела этого. Не могла хотеть. Для меня вы со своей биографией, с вашей семьей, карьерой - идеал мужчины. И если бы я сейчас лично разрушила этот идеал… я бы, мягко говоря, не обрадовалась.
Вместо ответа Мартиросян легко потрепал меня по плечу и, мягко улыбнувшись, молча кивнул.
- Доктор, - после паузы сказал он, - вы, помнится, хотели отработать мануальные навыки? Ну так вперед! - он снова развалился на кровати. - Я весь ваш…